Форт Далангез
Шрифт:
— Таким образом?.. — произнёс Камиль-паша с особым, пристальным вниманием оглядывая собеседников.
— …Таким образом, — подхватил немец, — мы с вами, дорогой паша, вполне можем отправиться праздновать Рождество по домам.
— Но позвольте! — тараканьи усы Камиля-паши воинственно топорщились. — Рождество вовсе не праздник османов, однако…
— Я о том и говорю! — Немец снова прервал своего патрона самым возмутительным образом. Пухлые губы его забавно шлёпали одна о другую. На широком переносье пролегли глубокие горизонтальные полосы. — Рождество Христово — праздник, особо почитаемый русскими. Уверяю вас: русский человек в Рождество убивать не станет. Не правда ли, герр Жвиц? Вы ведь, кажется, выкрест?
Немец уставился на меня ровно с тем же пренебрежительным выражением, с каким только что смотрел на Амаль.
— Мне и самому порой кажется, будто я выкрест, — отозвался я с уклончивой любезностью. — Однако следование православно-христианской доктрине подразумевает нестяжание, а я непрестанно думаю о деньгах, о наживе. То есть именно о стяжательстве. Это и неудивительно. Я — деловой человек.
— Как раз сейчас у нашего дорогого паши некоторые затруднения… — многозначительно ухмыляясь, проговорил герр Феликс.
— …Наживаюсь буквально на всём, — продолжал я, подражая манере немца пренебрегать собеседником. — Например, даю деньги в рост, а в России, прошу заметить, ростовщичество морально осуждаемое занятие…
Я заметил, конечно, как моя драгоценная Амаль изобразила на своём милом личике уморительно недовольную мину — ах, шла б она лучшей за колодой Ленорман! — но меня уж было не остановить:
— … Но если дорогой мой паша испытывает затруднения, то я готов помочь и даже не возьму процентов.
— Я верну долг по окончании военных действий, — проговорил Камиль-паша с некоторой даже озабоченностью. — Затруднения с деньгами возникли из-за прерванных войной коммуникаций. Это просто заминка, задержка — не более того. Но вот закончится война, и тогда моим затруднениям конец. Так я получу возможность расплатиться с долгами.
— Очень верно подмечено. Господь мой всемогущий, как же ты прав, дорогой Ахмед! Во время войны в первую очередь страдают коммуникации, из-за чего денежные потоки, так сказать, меняют свои русла. От этого страдают как промышленность и торговля, так и отдельные предприниматели. Вот, например, я. Ранее уже упоминал о реквизиции мадьярским командованием лошадей с моего конного завода. И это далеко не все мои потери. Есть и ещё!
— Иными словами, денег у вас нет? — насупился Гузе. — В таком случае, как вы собираетесь выбираться отсюда?
Подобный подход меня слегка обескуражил, но не слишком-то удивил. Любой остзейский вояка, как истинный ладскнехт, не упустит добычу, оказавшуюся у него в руках.
— Уважаемый герр Гузе! Наличные деньги в наши смутные времена слишком тянут карман, а потому я предпочитаю держать их в банках нейтральных стран.
— Отправьте телеграмму вашему поверенному в нейтральную страну, — не скрывая раздражения, парировал несносный Гузе.
— Непременно отправлю! А следом за телеграммой отправлюсь в указанном направлении сам, потому что в наши смутные времена ни одни поверенный ни в одной нейтральной стране не поверит телеграмме, отправленной с театра военных действий.
— Ибрагим прав, — Камиль-паша снова кивнул, и кисточка на его феске снова совершила головокружительный кульбит. — Турецкая Армения — театр военных действий. Правда, сейчас, ближе к зиме, бои приняли позиционный характер и накал противостояния ослабел, но…
— Обещаю вернуться с деньгами! — заверил я, прижимая руки к груди. — И не только. Обещаю кроме денег всевозможнейшие дары. А залогом своих обещаний оставляю Амаль — ты ведь не против, дорогая? — и этот несессер.
Тут-то я и выложил на стол свой главный козырь.
Во всё время моей лживой тирады, позабыв о никому не интересной Ленорман, Амаль стояла у окна, рассматривая нечто любопытное за решёткой небольшого садика.
— Я согласна остаться в Османии, — тихо молвила она. — Климат Швейцарии, конечно, не плох, но я слишком боюсь бомбовых разрывов и ядовитых газов. Европа будет страдать ещё много-много лет, а вот здешние места, оказавшиеся вдали от войны, покажутся любому истинным раем.
— Быть по сему! — вскричал я, поднимаясь и давая понять генералу и его советнику, что визит мой окончен.
Пытаясь попрощаться и с Амаль тоже, я распахнул объятия, но чаровница внимательно рассматривала нечто в крошечном садике за окном и проигнорировала мои объятия. Господь мой всемогущий! Мало ли я смирялся? Пришлось смириться и с этим.
— Таким образом, ты даришь мне эту женщину, Ибрагим? — спросил паша у самой двери, до которой он меня проводил с вежливостью, достойной лучшего из хозяев.
— Таким образом, она останется с тобой ровно столько, сколько ты сам этого пожелаешь.
Довольная ухмылка чрезвычайно украсила тараканье лицо Камиль-паши.
— Женщина женщиной, а деньги деньгами! — молвил он, многозначительно поднимая палец.
— За деньгами дело не станет. Нам надо продумать оптимальный маршрут до Базеля. Я так же, как Амаль, не люблю бомбовых разрывов, штыковых атак и ядовитых газов.
В ответ Камиль-паша обещал мне всяческое содействие вплоть до самого Трабзона и дальше, при этом генерал, как я заметил, ни на минуту не выпускал из ладони уродливый подарок Амаль. Меня же чаровница одарила лишь холодноватым взглядом и одной короткой, но многозначительной фразой:
— Я буду ждать тебя в Эрзеруме, Ибрагим. Возвращайся!
Глава третья
18 ДЕКАБРЯ 1915 ГОДА. ШТАБ ОТДЕЛЬНОЙ КАВКАЗСКОЙ АРМИИ
(рассказ полковника штаба отдельной Кавказской армии Евгения Васильевича Масловского)
Могилёвскую ставку вполне устраивало устойчивое положение отдельной Кавказской армии, не просившей резервов, поэтому на осень 1915 года нам были поставлены только задачи активной обороны. Однако такая война совсем не соответствует характеру Николая Николаевича Юденича. Для начала он с разрешения Ставки создал собственный "маневренный резерв" и произвел перегруппировку армейских сил. Это, разумеется, не осталось вне поля зрения вражеской разведки. "Камиль-паша встревожился и запросил пополнения" — так доносил доверенный тайный агент Юденича, живущий и действующий в непосредственной близости от турецкого командующего.