Фото на память
Шрифт:
Ганке ждал Антонова на улице. Завидев его «шестерку», он направился к ней.
– Ну и погодка! – Ганке сложил зонт, сел на переднее сиденье рядом с Колей и пристроил на коленях свой чемоданчик.
– А ты че ж под дождем тусуешься? – спросил Антонов, трогаясь с места.
Как только Антонов отъехал от остановки на Радищева, начал накрапывать дождь, который перерос в ливень, когда он затормозил перед домом Ганке.
– Да вышел на улицу, думал, чтоб быстрее. И так время подпирает!
– Что там с Мамедовым?
– Я же тебе сказал…
– Так
– А это зачем? – нахмурился Валентиныч.
– Ну, чтоб поподробней узнать…
– Ты лучше за дорогой следи, – сухо посоветовал Ганке, – меньше знаешь – крепче спишь! Лишние эмоции нам сейчас не нужны, а то занервничаем, какую-нибудь оплошность допустим… – невесело пошутил он.
– Ты про этот обыск, как про операцию «Бурю в пустыне» говоришь! А всего-то делов – проверить комнату девчонки!
– К любой работе должно относиться ответственно, – назидательно сказал Ганке.
– Вечно с Алискером что-то случается, – хмыкнул Антонов, – то он с клиенткой где-то пропадает…
– Попридержи язык! – одернул Колю Валентиныч. – Это не твое дело!
– А чье же?
– Вершининой, – коротко и строго сказал Ганке. – А твое дело сейчас – на дорогу смотреть.
– Что-то ты стал, Валентиныч, повторяться! – Антонов затормозил у въезда во двор. – Приехали.
Он выключил зажигание, фары и первым вылез под дождевые потоки. Ганке последовал за ним. Зонт он оставил в машине.
– А песку-то! – Антонов осторожно ступал по скользким песчаным разводам, старательно обходя провалы чавкающей жижи.
– Ну, блин, тут и глина, и песок, и земля! – Коля едва не поскользнулся. – Смотри, Валентиныч, штиблеты попортишь! – сострил он.
Ганке, освещая себе путь фонариком, осторожно выбирал место, куда можно было без неприятных последствий опустить ногу.
– Под ноги смотри, балагур чертов! – Ганке ухватился за ветхие клинья деревянного забора и, держась за них, чтобы не соскочить в хлюпающую грязь, по узенькой, относительно чистой, тропке пробирался к дому.
– Черт! – споткнулся Коля, – булыжники!
Добравшись наконец до калитки, Ганке спокойно обследовал ее и, обнаружив крючок, снял его.
– Вон в ту! – указал пальцем Антонов на правую дверь.
– Пальцем не показывай – дурной тон, – вполголоса сказал Ганке, – и не думай, что тебе одному все известно!
– Та-ак, – Ганке достал из чемоданчика отмычки, – дело-то плевое!
– А я тебе что говорил!
– Ну ты, мистер-всезнайка, помалкивай!
Через несколько секунд они, спустившись на пару ступенек, уже вошли в темную прихожую. Внутри было не то что тепло – жарко. Котел работал во всю мощь.
– Здесь посвети! – Антонов, следуя за желтой полосой фонарного света, нашел на стене выключатель. – Эврика!
Вспыхнуло электричество, открывая внутреннее пространство дома удивленным взорам Ганке и Антонова.
Справа был туалет, прямо – кухня, слева – жилая комната.
– Кто-то здесь уже побывал, – Ганке оглядел ступенчатую
Одежда, обувь и сама вешалка валялись на полу вперемешку с потрошенными книгами, журналами и газетами.
– Если бы не фонарь – загремели бы мы здесь! – Заметил Коля, который, присев на корточки, вертел в руках обувную ложку.
– Я займусь комнатой, а ты пока кухню обследуй. – Невозмутимо сказал Ганке.
– Че обследовать-то, Валентиныч, неужели ты не понял, что искать тут нечего? Кто-то нас опередил…
– Делай, что говорят, умничать потом будешь! – Ганке направился в комнату.
В ней царил страшный беспорядок: мебель была разворочена, подушки вспороты, ящики письменного стола со всем высыпанным из них на пол содержимым образовали некое подобие импровизированных мини-баррикад. Ганке, минуя завалы, подошел к книжному шкафу. На полках, точно калеки на костылях, приткнувшись друг к другу, застыли всклокоченные тома, остальные послужили материалом для спорадических построек.
«Все пролазили!» – подумал Ганке о тех, кто раньше его и Антонова побывал в этой комнате.
Без воодушевления он принялся перелистывать книги.
Дворники черной «Волги» как сумасшедшие метались по поверхности стекла, разгоняя широкие дождевые струи. Вершинина курила одну сигарету за другой. В салоне царило напряженное молчание. Болдырев, узнав, что с Мамедовым случилось несчастье, решил не досаждать Валандре излишними вопросами и разговорами. Он знал, что в критические минуты начальница не любила вести тары-бары. Она предпочитала молча собираться с мыслями и чувствами. Миновав перекресток и свернув направо, машина проехала еще метров двести и остановилась перед центральным входом в больницу.
В приемном покое томилось ожиданием несколько человек: пожилой, хорошо одетый мужчина, супружеская пара средних лет, высокий светловолосый парень в кожаной куртке и женщина с молчаливой бледненькой девочкой лет семи-восьми.
В вестибюле было прохладно и неуютно. В единственной и неповторимой кадке медленно, но верно засыхала одинокая пальма. На стуле у входа нес свою унылую вахту охранник в сизо-серой форме, который с тупым бессмысленным видом пялился на посетителей.
Вершинина влетела в гулкую, пересыпаемую только шелестом дождя за окном тишину приемного покоя подобно шаровой молнии, обратив на себя внимание всех присутствующих. Закрыв зонт, она быстро огляделась и направилась в глубь холла.
– Добрый вечер, девушка, – наклонилась она к окошечку, за которым склонилась над карточками и журналами миловидная блондинка, – к вам недавно поступил Мамедов Алискер. Я хочу узнать, в каком он состоянии.
– Здесь все хотят… – возразила было блондинка.
– Все меня не интересуют, – понеслась с места в карьер Вершинина, нервы которой были напряжены сверх всякой меры, – я вас спрашиваю о Мамедове. Вы здесь, вообще, зачем сидите?!
– Успокойтесь, гражданка, – взяла на пол тона ниже медсестра, – сейчас я узнаю.