Фоторобот
Шрифт:
— Что ты делал в тот вечер? Ты гулял?
— Да. После ужина я попробовал позвонить тебе, но тебя не было дома. Я подумал, что ты с Клотильдой. Я захотел прогуляться. Было тепло. Я дошел до Сен-Жермен-де-Пре, и мне показалось, что я узнал твою машину, которая стояла у тротуара. Оглядел ее. Это была 403-я модель, которую я тебе продал. Тогда я начал тебя искать. На террасе ром-бара ты сидел за столиком рядом с этой девушкой.
Он замолчал. Он не хотел воскрешать в памяти дальнейшие события. Жильбер отметил, что совершенно нормально, что Паскаль узнал его машину среди других, которые там стояли, ведь он и в самом
— Много было людей? Были свободные места на террасе? Стояли ли люди в очереди на тротуаре в ожидании свободных мест? Паскаль утвердительно кивнул головой. — Ты подходил ко мне?
— Нет. Я не осмелился. Ты смотрел в мою сторону. Я делал тебе знаки, но ты не видел меня. Тогда я понял, что ты пьян. Твои глаза — ничего не отражали.
— Ну и что ты сделал?
— Я подошел к столу и заговорил с девушкой, вдруг я почувствовал желание увезти ее. Но у меня не было машины, она была в ремонте…
— А ты не захотел привести ее к себе? Ты уже имел намерение убить ее?
— Нет, Жильбер! У меня никогда не было намерения убить ее! Я заплатил за напитки…
— То есть официант тебя видел.
— Нет, он был внутри. И так как он положил счет на стол, я оставил деньги. Ты встал сам, и мы ушли вместе с девушкой.
— Ее это не удивило?
— Она тоже была очень пьяна. Она находила это забавным. Мы довели тебя до машины. Ключи были на приборной доске, но ты ничего не соображал… Жильбер, может быть, поэтому я это и сделал. Я боялся, что в том состоянии, в котором ты был, эта девчонка тебя оберет, ты понимаешь?
— Спасибо за заботу.
Теперь Паскаль завелся. Он рассказал свою историю до конца, получая от этого все большее и большее облегчение, как на приеме у специалиста по психоанализу.
— Мы положили тебя на заднее сиденье, и ты тотчас же уснул. Девушка села рядом со мной. Она сказала, что потеряла весь вечер, и начала скандалить. Тогда я ей сказал, что мы отвезем тебя домой и потом поедем с ней куда-нибудь. Она поверила, что машина принадлежит мне, что ты мой брат и еще не знаю чему. Наконец я привез тебя на улицу Клер. Потом дотащил тебя до твоей комнаты. Девушка ждала меня в машине. Под ковриком я взял ключ и положил тебя на кровать.
— Ты меня раздел?
— Да, быстро. Потом я смылся, оставив ключ в замке изнутри. Я сел в машину, и мы поехали на площадь Инвалидов. Там был праздник. Мы покатались на качелях и на поезде-призраке. Когда она спросила, как меня зовут, я ответил, что меня зовут Жильбер.
Жильбер был поражен сходством своих мыслей с мыслями Паскаля. Когда ему было нужно скрыть свою личность, он присваивал себе имя Паскаля. Паскаль делал то же самое. Первым всегда вспоминается имя человека, которого видишь чаще всего.
— Я отвез ее в Медон. Потом, уже в лесу, я не мог себя сдержать. Жильбер, мне нужно было сделать это!
Он обхватил голову длинными тонкими изнеженными руками. Жильбер понял, что теперь он знает всю правду. В личности Паскаля существовали противоречащие природе инстинкты, с которыми он боролся более или менее сознательно. И тот факт, что он должен был убивать женщин, чтобы потом… Нет, никогда нельзя быть уверенным, что знаешь о человеке все, хотя и думаешь, что знаешь его лучше всех.
— Потом мне стало легче. Я почувствовал себя
— А потом, через день, когда уже напечатали фоторобот, что ты подумал? Ты подумал, что меня опознали, и надеялся, что меня скоро арестуют?
— Нет, Жильбер. Ты ведь невиновен! Тебе не могли ничего сделать! Но ты уехал! И все начали свидетельствовать против тебя. Твоя консьержка, твоя молочница.
— И ты тоже.
— Я тоже, — признался убийца, опуская голову. — У меня было желание рассказать им правду… Но когда я пришел в Уголовный розыск, когда я увидел коридоры, кабинеты, людей в наручниках, которых сопровождали два полицейских, я не смог. Я боялся. У меня было желание убежать, и я ничего не сказал.
Жильбер тоже понимал это. Именно страх перед этими коридорами, этими кабинетами, наручниками побудил его к глупому бегству, тогда как ему нечего было бояться. Он понимал Паскаля, испытывая к нему легкое отвращение и безграничную жалость. В точности такие же чувства должны были испытывать к нему Клотильда, Жерар и другие.
— Ты скрылся. Тогда я подумал, что, может быть, ты сам чувствовал себя виновным, потому что иначе в твоем бегстве не было смысла. Я видел Клотильду. Она объяснила мне, что ты испугался, потому что у тебя не было алиби для доказательства своей непричастности к убийствам, которые произошли в четверг и в предыдущий раз. Полиция начала тебя искать. И я подумал… Нет, я не могу тебе этого сказать! Не могу!
— Ты подумал, — продолжал Жильбер, — что можешь еще больше втянуть меня в это дело, так, чтобы я уже из него никогда не выпутался. Тогда ты мог бы быть спокоен. Потому что ты всетаки боялся, что, если даже полиция арестует меня, я смогу доказать свою невиновность! Тогда ты пошел ко мне. Ты еще раз взял ключ под ковриком. Ты украл у меня таблицы, на которых я выстраивал шахматные задачи и затем бросил одну из них на самом виду в медонском лесу, в двухстах метрах от места убийства, в надежде на то, что кто-нибудь из гуляющих найдет ее. Что и произошло. А полиция нашла в моей машине следы грунта, который ты занес туда, не желая того. И ты был уверен, что после всего этого меня возьмут. Тогда же, когда ты был у меня, ты и задушил моего кота!
— Это было ночью, Жильбер! Он начал ужасно мяукать. У меня было такое впечатление, что он разбудит весь дом! Я поймал его и заставил замолчать!
— Тогда-то он тебя и поцарапал! Так я и думал! Видишь ли, ты был уже в двух шагах от успеха. Если бы не эта таблица, которую ты подбросил в Медоне, я бы продолжал считать себя виновным! Но тот факт, что там нашли этот клочок бумаги, и является доказательством моей невиновности. По крайней мере, для меня. Потому что я знаю, что никогда не ношу эти таблицы с собой. Ты понимаешь? То, что одну из них нашли, значило, что кто-то подкинул ее туда, чтобы обвинить меня. То есть это был человек, который украл ее у меня и задушил моего кота. И так как Клотильда не могла сделать это, кроме нее, только два человека достаточно хорошо знали мои привычки: Жерар и ты! Жерар был в провинции в течение четырех или пяти дней. Ты предал сам себя, Паскаль.