Фрагменты прошлого
Шрифт:
– Они просто хотели жить проще, - настаивала Рэйчел.
– Ты знаешь, что мама сказала мне вчера? «Мы не говорим о Калифорнии». Тебе это кажется простым?
Рейчел сердито нахмурилась.
– Не говори мне, что ты расспрашивала об этом маму?
– Не смотри на меня, как на сумасшедшую! А кого еще я должна была спросить?
– Не беспомощную пожилую женщину, ради всего святого!
Взрыв смеха Ханны был далеко не веселым.
– Рэйчел, ты шутишь? Я только что узнала, что мне лгали всю мою жизнь. Мама единственная, кто может мне что-то сказать,
– Она даже не может вспомнить, почему находится в этом центре, а ты ждешь, что она ответит на вопросы о том, что случилось сорок пять лет назад?
– Да, жду.
– Не могу поверить, что ты вообще заговорила об этом. Должно быть, она была очень расстроена.
– Была, - произнесла Ханна.
– Ханна!- Рэйчел говорила тем же шокированным тоном, каким говорила с тех пор, как Ханна научилась ходить.
– Да, она была расстроена. Она испугалась и закричала, что я не ее дочь. Забавно, а я и не подозревала, что все это время она говорила мне правду.
Бекки положила руку ей на плечо.
– Это говорило ее слабоумие.
– Нет, я не думаю, что дело в этом. Я считаю, что деменция разрушила ее внутренние барьеры. Она перестала помнить о своей лжи. Она когда-нибудь говорила тебе, что ты не ее дочь?
Бекки не ответила. Рэйчел тоже. Ханна боролась с желанием показать им обеим средний палец. Конечно, она пыталась объяснить это самой себе, но не хотела слышать это от них.
– Я приготовлю тебе завтрак, - предложила Бекки.
– Ты почувствуешь себя лучше, когда поешь.
Ах, этот неизменный рефрен жизни Среднего Запада. Болезнь? Предложи еду. Похороны? Принеси еду. Новый ребенок? Оставь еду. Вдруг обнаружишь, что ты какой-то незаконнорожденный тайный сирота? Еда, еда, еда.
Но она была голодна, поэтому не возражала.
Бекки быстро взбила тесто для кукурузных оладий, и от запаха жарящихся блинов Ханна снова почувствовала себя десятилетней девочкой. Будучи подростком, она с презрением относилась к постоянному продвижению кукурузы как жизненно важного овоща. Это было зерно, настаивала она, и совсем не полезное. Но ее презрение ничего не изменило. Кукурузные оладьи на завтрак, кукурузные початки на обед, сливочная кукуруза на ужин. Она была повсюду: летом ее отваривали и обрезали початки, упаковывали в коробки и складывали в морозильную камеру в подвале, чтобы она не закончилась до конца года. Не дай Бог она когда-нибудь закончится.
Она уже много лет не ела кукурузу. Она от нее отказалась. Но как только Бекки поставила перед ней тарелку, Ханна намазала оладьи маслом и сиропом и принялась за еду. В конце концов, еда - это утешение, и будь оно все проклято, если это не сработает. Она чувствовала почти кайф от удовольствия, когда глотала.
Когда всплыло воспоминание, что на самом деле она не была уроженкой Среднего Запада, как и ее родители, Ханна пережевала еду и запила глотком кофе. К тому времени, как Рэйчел, Бекки и двое детей- Руби и Итан- сели за стол со своими тарелками, Ханна уже наполовину расправилась со своей.
Это был тихий
– Как дела, ребята?
– спросила она.
– Отлично, - сказали оба, не поднимая глаз.
Ханна кивнула.
– Занятия закончатся через три недели?
– Да, - еще один совместный ответ.
Бекки оживилась.
– Можете ли вы поверить, что мой ребенок заканчивает среднюю школу?
– Ну, он сейчас почти в шесть футов ростом.
– Я знаю. Но он всегда будет моим малышом. Мой первенец! Верно, Рэйчел?
– Черт возьми, Тому уже тридцать, а он до сих пор мой малыш.
Тишина наступила в том месте, где Ханна должна была рассказать о своих детях. Рэйчел прочистила горло.
– У меня есть новости.
– Боже, - произнесла Ханна.
– Ты ведь не беременна, правда?
Ей не удалось скрыть ужас, прозвучавший в ее голосе, и они обе нахмурились, прежде чем Рэйчел покачала головой.
– Нет… но Минди- да!
У Ханны отвисла челюсть. Минди была женой Тома. Это означало, что Рэйчел была…
– Ты станешь бабушкой!
– завизжала Бекки.
– О Боже, - выдохнула Ханна.
Ее сестра станет бабушкой. Но Ханна не могла быть такой старой.
Ханна тоже могла бы стать бабушкой, если бы родила так же рано, как ее сестры.
Рэйчел и Бекки обнимались, их светлые волосы смешивались, и Ханна не смогла сказать, где начинается чья голова.
Волосы Бекки были длиной до плеч. Волосы Рэйчел были короче, но того же оттенка полированного золота. Практичный боб делал ее похожей на молодую версию их матери. Их матери.
– Срок два с половиной месяца, так что они еще никому не говорят, но я должна была рассказать кому-то!
Этим кем-то явно была Бекки. Ханна случайно оказалась там.
То, что она была всего лишь сводной сестрой, на самом деле не было откровением; это было только подтверждением. Миры ее сестер вращались вокруг детей, дома и семьи, как и мир Дороти.
Ханна, с другой стороны… Что ж. Она помнила даты рождения первых двух племянников. Остальные числа смешались в голове и она не могла их запомнить. Дни рождения сливались в одну длинную серию телепередачи «Комната ползунков». Она перестала посещать вечеринки по случаю дня рождения много лет назад, и вскоре перестала посылать подарки. Правда, на Рождество она каждому подарила по пятьдесят долларов.
Теперь их будет больше. Снова дети, воркование и вздохи о том, как дети делают жизнь стоящей. Последовало неловкое молчание, когда они заметили Ханну, сидящую с бокалом вина в руке и считающую минуты до того, как она сможет выбраться из этого хаоса.
Может быть, открытие, что она не принадлежит этой семье, не было ужасным или обидным. Это подтверждало, что она не такая, как другие члены ее семьи.
– Позвольте мне принять душ, - произнесла она.
– Я буду готова через пятнадцать минут.