«Фрам» в Полярном море (с иллюстрациями)
Шрифт:
Они обнюхивали следы-крови на снегу, и медведица безумолку жалобно вопила, словно оплакивая дорогого покойника. Не теряя времени я схватил ружье и уже готов был осторожно просунуть дуло в дыру, как медведица вдруг заметила меня, и оба обратились в бегство – мать впереди, а медвежонок трусцой за ней, спеша изо всех сил. Я дал им спокойно убежать – сейчас они не были нужны нам.
Повернувшись на другой бок, мы вскоре снова уснули.
Шторм, которого мы опасались, так и не разыгрался. Ветер, однако, дул с большой силой, трепал и рвал нашу и без того потрепанную палатку. Защиты от ветра не было никакой. Мы надеялись, что на следующий день можно будет двинуться дальше, но, к своему разочарованию, обнаружили, что путь закрыт: ветер снова пригнал к земле много льда.
Пока приходилось оставаться на месте. Чтобы устроиться поуютнее нужно было отыскать
Проработали всю ночь. То, что по первоначальному замыслу должно было представлять собой только каменную стену для защиты от ветра, мало-помалу превратилось в четыре стены. Мы продолжали работать, пока не соорудили настоящей хижины, клянусь богами. Нельзя сказать, чтобы она вышла очень удобной для жилья. Длина ее была настолько мала, что я не мог лежа растянуться во весь свой шестифутовый рост: если я вытягивал ноги, они высовывались из двери!
Ширина ее была такова, что, когда мы с Иохансеном лежали рядом, в ней едва оставалось место для кухонного аппарата. Хуже, однако, обстояло дело с высотой. Лежать в хижине еще можно с грехом пополам, но сидеть, выпрямившись по-людски, было для меня решительно невозможно. Крышей служила наша грязная и ветхая шелковая палатка, растянутая на лыжах и бамбуковых палках.
Дверь завесили своими куртками, но стены были сложены настолько неплотно, что свет проникал между камнями со всех сторон. За все это мы прозвали потом наше жилье «берлогой», и надо прибавить, что и берлога-то вышла прескверная! А все-таки мы гордились своей постройкой. Как бы ни гулял в ней ветер, но снести ее во всяком случае он не мог.
И когда, подостлав под себя медвежью шкуру, мы залезли в спальный мешок, а над ворванной лампой забурлила в котелке вкусная мясная похлебка, хижина показалась нам совсем уютной.
Благополучие наше не могло нарушить даже то, что жилье наполнилось дымом, который разъедал глаза и от которого по щекам ручьями текли слезы.
Глава девятая. Мы готовимся к зиме
Так как и на следующий день (28 августа) путь к югу был закрыт, а дело шло к осени, я окончательно решил зазимовать здесь. Мы считали, что находимся по меньшей мере в 30 милях (220 километрах) от гавани Эйры, или зимовки Лей-Смита [365] . Чтобы добраться туда, потребовалось бы много времени, да и неизвестно еще, нашлась ли бы там какая-нибудь хижина? Если же нам по прибытии туда предстояло еще соорудить себе жилище и запастись продовольствием на зиму, то было более чем сомнительно, чтобы мы успели сделать и то и другое до наступления зимы. Бесспорно, благоразумнее было немедленно начать готовиться к зимовке, пока еще кругом вдоволь дичи, да и место для зимовки было тут неплохое.
365
Я был вполне уверен, что мы находимся на западном берегу Земли Франца-Иосифа, несколько севернее крайней северо-западной точки, достигнутой Лей-Смитом, т. е. мыса Лофлей, который должен был лежать немного южнее 81° северной широты, тогда как наше наблюдение, сделанное в этот день, показало, что мы находимся примерно под 81°14' северной широты.
Прежде всего мне хотелось добыть моржей, которых в первые дни было немало возле нас на льду; теперь они, как на зло, пропали. Впрочем, море кишело ими; день и ночь слышны были рев и сопение этих зверей. Готовясь к охоте, мы вынули из каяков все, чтобы сделать их как можно более легкими на ходу на время этого далеко не безопасного промысла.
Пока мы были заняты этим, Иохансен заметил двух медведей: медведицу с медвежонком, которые приближались к нам с юга, двигаясь вдоль кромки льда. Не теряя ни минуты, мы схватили винтовки и пошли навстречу. Когда они добрались до берега и подошли на расстояние выстрела, Иохансен пустил медведице пулю в грудь. Она заревела, стала грызть рану и, пройдя пошатываясь несколько шагов, свалилась.
Так было положено хорошее начало фонду наших зимних запасов. Возвращаясь к хижине за ножами для свежевания медведей, я услыхал в воздухе высоко надо мной птичий крик. Это летели на юг два гуся! С какой завистью поглядел я им вслед! Если бы я мог последовать за ними туда, куда они держат свой путь!..
Кроме провианта и топлива, надо было обеспечить себя еще жильем. Сложить стены было нетрудно: камней и мха здесь имелось достаточно. Хуже обстояло дело с крышей, – мы просто не знали, из чего ее сделать. К счастью, я нашел крепкое сосновое бревно, выброшенное на берег неподалеку от нашей берлоги. Оно могло послужить отличной матицей для крыши.
Но если нашлось одно, то можно было поискать и другие. Поэтому мы прежде всего предприняли экскурсию по берегу для поисков. Нашелся, однако, только короткий и гнилой, никуда не годный обломок ствола, да еще несколько крупных щеп от другого бревна. Тогда я стал соображать, нельзя ли употребить на крышу моржовые шкуры.
На следующий день (29 августа) решили попытать счастья в охоте за моржами. Нападать на них, сидя в одиночном каяке, не хотелось, мы это удовольствие уже испытали. Перспектива перевернуться или получить пробоину в днище каяка, а то еще и рану клыками в бедро не особенно прельщала. Поэтому каяки были связаны вместе, а мы, усевшись вдвоем, направились к большому самцу, который то лежал на воде, то нырял вдалеке от берега. Мы были хорошо вооружены ружьями и гарпунами и думали, что дело обойдется довольно просто и легко.
Подойти на расстояние выстрела было, конечно, нетрудно и мы разрядили наши ружья, целясь в голову. Зверь был ошеломлен и с минуту не шевелился; мы стали грести к нему, как вдруг он начал неистово биться и переворачиваться в воде. Я крикнул Иохансену, что нужно отплыть назад, но было уже поздно: морж нырнул под каяки, и прежде нежели он исчез в глубине, мы получили в днище каяков несколько сильных ударов от его судорожных движений.
Спустя непродолжительное время морж вынырнул вновь с таким громким пыхтеньем, что его, вероятно, слышно было далеко вокруг; из ноздрей и изо рта зверя струилась кровь, окрашивая воду. Не теряя времени мы подплыли ближе и дали по моржу новый залп. Он опять нырнул, а мы осторожно отошли назад, чтобы избежать атаки снизу. Немного погодя зверь снова появился на поверхности, и мы приблизились к нему. Это повторилось несколько раз, и каждый раз морж получал, по меньшей мере, одну пулю в лоб. Кровь текла теперь ручьем, и морж все больше ослабевал, но все время поворачивался к нам мордой, и трудно было нанести ему смертельную рану за ухо.
Во время одного из этих маневров я, чтобы освободить руки и подгрести поближе, сунул ружье в чехол, забыв, что курок взведен. В ту же секунду раздался выстрел. Я порядком испугался, – пуля могла пробить дно каяка. Я попробовал пошевелить ногами. Ноги оказались целыми, шума набирающейся в каяк воды тоже не было слышно, и я успокоился. Как выяснилось позднее, пуля пробила палубу и вышла через борт повыше ватерлинии. Тем временем вся эта комедия нам порядком надоела.
Морж уже лежал на воде, тяжело хватая ртом воздух; подплыли к нему, и едва он повернул голову, как получил сразу две пули позади уха. Он замер, мы стали подгребать еще ближе, чтобы вонзить в него гарпун, но, прежде чем успели это сделать, он погрузился в воду и исчез. Печальный конец! Девять патронов пропали даром, и мы молча гребли к берегу, изрядно упав духом.
В этот день мы не пытались больше охотиться на моржей с каяков. Но вдруг заметили моржа, который выбрался на прибрежный лед неподалеку от нас. Может быть, удастся вознаградить себя за того, которого только что упустили?.. Вскоре по соседству с первым появился второй. Мы дали им спокойно улечься, занявшись тем временем определением полуденной высоты солнца, а потом двинулись по льду.
Укладываясь, звери долго ревели, хрюкали и вообще производили невообразимый шум; затем, нашумевшись, мирно задремали, ничего не подозревая. Мы стали осторожно подкрадываться к ним; я впереди, Иохансен за мной по пятам. Сначала я подошел к голове ближайшего моржа, лежавшего к нам спиной. Он сильно втянул в себя голову, и трудно было попасть ему в наиболее уязвимое место. Обойдя зверя сзади, я подошел к голове другого. Оба по-прежнему лежали неподвижно, крепко уснув на солнце.