Француженки не верят джентльменам
Шрифт:
– То же, что и раньше. Буду продолжать работать над кулинарной книгой. Буду по-прежнему пытаться вовлечь его в работу над некоторыми рецептами, потому что… ну, я где-то читала, что людям полезно заново переживать то, чем они гордятся. Кулинарная книга для него – это альбом его достижений!
– Так вот для чего ты начала писать кулинарную книгу, – тихо сказал он, – чтобы показать отцу, как ты им гордишься.
– Что ж, мне и самой нравится работать над книгой, – смущенно произнесла Джоли. – Наконец-то я могу погрузиться в мир шеф-поваров, оказаться в самой его середине. Это так удивительно. Но… может быть, да. Немного и того и другого. Может быть.
– А что ты делаешь, когда он говорит «нет» работе над рецептами?
– Тогда
– Пусть пьет свои лекарства. А если всю оставшуюся жизнь ты будешь уберегать Пьера Манона от стресса или потери самообладания, чтобы не было повторного инсульта, то знай, Джоли, что это в принципе невозможно. Он stress'e de la vie [101] . Стресс у этого человека вызывает буквально все.
101
Stress'e de la vie – под стрессом от жизни (фр.).
Этим Пьер отличался от Габриэля, который тем или иным способом высвобождал все свои эмоции.
– И все же я хочу выждать, пока его состояние не станет более стабильным.
– Так тебе советовали его врачи?
Она смутилась.
– Ну, они сказали, что он должен тренироваться и что надо попытаться вовлечь его в жизнь.
Габриэль обдумал это и с укором взглянул на Джоли:
– Думаю, ты просто нянчишься с ним.
– У него же только что был инсульт!
Габриэль покачал головой.
– Для меня это звучит так, будто ты нянчилась с ним долгие годы. С тех самых пор, когда он трусливо удрал и бросил работу в ресторане вместо того, чтобы взять себя в руки и через два года открыть новый ошеломительный ресторан. Он же Пьер Манон, putain. Ему не нужно, чтобы с ним нянчились. О, я уверен, он упивается этим. Больше пятнадцати лет его семья жила на другой стороне океана. Кому же после этого не захочется получить такое внимание к своей персоне? Уж точно не этому самовлюбленному человеку. А если бы ты спросила меня, я бы ответил, что одна из причин его депрессии – это желание удостовериться, что он и впредь будет получать все твое внимание. Что с ним случится, когда ему станет лучше? А вот что: ты останешься здесь, на юге Франции, где ты действительно счастлива. – Габриэль говорил так, будто излагал всем известные факты. Давным-давно, когда ему еще не было и девятнадцати, он выучился на кухнях кое-чему весьма полезному: если хочешь, чтобы что-то произошло, то говорить об этом надо очень уверенно.
Джоли скрестила руки и, нахмурившись, смотрела на него. Bon sang [102] , она же копирует отца! Надо же, как сильно проявилось внешнее семейное сходство отца с дочерью!
– Да, я забочусь об отце после инсульта, а ты пытаешься извратить мои слова так, как выгодно тебе.
– Слушай, Джоли, трехзвездная кухня – это тебе не детский сад.
– Да, я заметила, как много шансов ты был готов дать только что нанятому работнику, – сказала она с обидой.
102
Bon sang – восклицание «черт побери!»; «бог ты мой!» и т. п. (фр.).
– Если у него нет необузданного желания стать самым совершенным, самым прекрасным…
– Откуда тебе знать, что у меня не было такого желания? – с негодованием перебила она. – Ты не дал мне ни единого шанса.
– Я уволил тебя в основном потому, что хотел пригласить на свидание, – напомнил Габриэль.
– Сексуальные домога…
– Можно я просто напомню, что формально тогда ты на меня еще не работала! Как бы то ни было, если нет достаточно сильного желания, работники всегда уходят. И, Джоли, работа в трехзвездной кухне не для тех, кто любит долгое время проводить в тихом одиночестве, как ты. Ты специально пытаешься увести меня от разговора о своем отце?
Она нахмурилась и посмотрела вниз. А Габриэль продолжал:
– Ну, я не собираюсь нянчиться с тобой. Не в этом. Твой отец провел свою жизнь на трехзвездных кухнях. Он достиг самой вершины. Боролся с такими людьми, как я, и победил. Ты не можешь вовлечь его в жизнь, обкладывая мягкими и теплыми подушками. Он реагирует на возбудители, вызывающие стресс, на необходимость, требования, вызов. Он реагирует на непреодолимое желание стать совершенным, создать нечто прекрасное, доказать, что и сам чего-то стоит. Пьер реагирует на людей, говорящих ему, будто он не может что-то сделать, и вот тогда он начнет действовать. И вовсе не реагирует на тех, кто говорит, что он и так кое-что может и не стоит беспокоиться, если у него получается не так хорошо, как могло бы. Если ты хочешь и дальше уверять его, что вообще-то он способен на многое и не должен об этом беспокоиться, что его дочь будет любить его, пока он спокойно сидит и ничего не делает, то… ну, не знаю. Возможно, он проживет долго и у него не будет еще одного инсульта. Прекрасно. Еще сорок лет он будет смотреть телевизор. Но что чертовски верно, так это то, что он не будет вовлечен в жизнь. Кто угодно, только не Пьер Манон.
Габриэль умолк.
Джоли внимательно разглядывала свои ноги, но зубы ее терзали нижнюю губу.
Габриэль и сам нахмурился, а потом разразился завершающей речью, которой счел необходимым закончить тему:
– И моя кулинарная книга не будет поминками по моей жизни. Она будет моим первым значительным вкладом, а я собираюсь сделать многое. И чертовски надеюсь, что раз твоему отцу еще только пятьдесят пять, то и его кулинарную книгу никто не будет считать поминками.
По той простой причине, что он все еще ненавидит этого человека и не хочет испытывать отвратительное чувство вины за то, что ненавидит его во время поминок.
Глава 25
Джоли с нетерпением ждала отправления поезда. Пять с половиной часов вдали от всех, за исключением незнакомцев. Никто ничего не будет требовать от нее. Ну разве что проверят билет, и, может быть, кто-то пройдет мимо, направляясь в туалет.
Ее первое влечение к Габриэлю можно уподобить струйке воды, вытекающей из трещины в огромной стене. Джоли подошла, чтобы сделать глоток и утолить жажду, как вдруг стена рухнула и водопад увлек Джоли куда-то далеко. От этого захватывало дух и, в отличие от настоящего водопада, доставляло радость. Но поскольку она не могла заставить воду замедлить бег, то не возражала бы, если бы вдруг нашелся островок или скала, где она могла бы посидеть, сделать перерыв и немного подумать. Или просто отдохнуть в одиночестве. Долгая поездка на поезде хорошо подходит для этого.
Если бы только потом, по приезде в Париж, ей не пришлось бы опять иметь дело с депрессией отца.
Чувство вины окутало ее, но через мгновение мысли понеслись обратно к Габриэлю. Она уже представляла, что было бы, если бы она не уехала, а осталась с ним. В этой фантастической картине…
…У нее есть время для себя вовсе не из-за того, что она сидит в поезде, но потому, что на следующее утро Габриэль пошел на работу, а она вернулась в свою квартиру и занялась книгой. Через шесть часов, во время обеда, они снова встретились, чтобы поговорить, или прогуляться, или заняться любовью, или делать все, что придет им в голову. Затем каждый вернулся к своей работе, и спустился вечер, и она скользнула в дверь его кухни, и увидела, как засияло его лицо, и…