Французская волчица — королева Англии. Изабелла
Шрифт:
Пемброк доставил Пирса, как почетного пленника, в Йорк, где состоялось его краткое (и последнее, хотя оба они об этом не подозревали) свидание с королем, {346} а оттуда в начале июня повез на юг, по направлению к Уоллингфорду. {347} 9 июня он со своим отрядом прибыл в торговый городок Деддингтон в 10 милях к югу от Банбери в графстве Оксфорд. Там Пемброк устроил Пирса на ночлег в доме священника. Жена Пемброка находилась тогда в 12 милях оттуда, в Бэмптоне, и граф, желая провести ночь с нею, отправился туда, оставив пленника — как он полагал — в полной безопасности под охраной. {348} Однако Уорвик, узнав, где находится Гавестон,
В тот же день Гавестона под конвоем отвезли в замок Уорвика. С него сорвали рыцарский пояс и заставили пройти босиком, как обычного вора, оглушенного «пронзительными звуками труб и ужасными воплями простолюдинов», через весь город и вытерпеть мучительные выходки насмешливой толпы. Только когда угрюмая процессия вышла из Деддингтона, ему позволили сесть на мула — жалкое средство передвижения для того, кто еще недавно был знатнейшим из знатных и возлюбленным короля. {350} Но Эдуард был далеко. По прибытии в Уорвик Гавестона немедленно бросили в темницу. «Тот, кого Пирс звал Уорвиком-псом, теперь посадил на цепь самого Пирса». {351}
Узнав, что Пирс попал в плен, король пришел в отчаяние и забросал Филиппа IV и папу горячечными мольбами, прося вмешаться в действия баронов и даже предлагая им совместное владение Гасконью, если они смогут спасти жизнь Гавестону. {352} Тем временем Изабелла вскоре после 5 июня покинула Йорк и направилась сперва на юг, в Селби, а затем на восток, в Хоуден — там она оказалась 8 июня. Остановилась она, вероятно, в епископском дворце. Но уже 11 июня она уехала из Хоудена и 15 июня, двигаясь по-прежнему на восток, прибыла в Беверли (фигурная консоль в соборе могла возникнуть в память о ее посещении). Наконец 18 июня она добралась до Берствика. {353} Таким образом, она находилась далеко от событий, разворачивавшихся в Деддингтоне и Уорвике, и никоим образом не участвовала в них.
Теперь Ланкастер, Херефорд, Арундел и другие вельможи собрались в Уорвике, {354} чтобы обсудить с графом Уорвиком дальнейшую судьбу Гавестона; все соглашались, что его следует предать смерти, но хотели придать своим поступкам хотя бы видимость законности. Уорвик не желал, чтобы его обвиняли в убийстве Гавестона, поэтому Ланкастер, «будучи знатнее родом и могущественнее всех прочих, взял на себя всю ответственность за это опасное дело». {355} Он заявил: «Пока этот человек жив, в королевстве Английском не будет спокойного и безопасного уголка, чему уже получено нами много доказательств доселе» {356} . Было устроено подобие суда в присутствии двух спешно вызванных королевских судей. {357} Вероятно, по чистой случайности одним из них был Уильям Индж, которому Изабелла писала четыре раза между 17 января и 4 февраля. {358}
Гавестону не позволили говорить в свою защиту. Заседанием суда руководил Ланкастер, «и он объявил, что Пирс, трижды присуждавшийся к изгнанию и трижды не подчинившийся предупреждениям, сделанным на основании закона, повинен смерти». {359} Впоследствии графы ссылались на то несколько сомнительное обстоятельство, что, обвиняя Пирса в несоблюдении двадцатого ордонанса, не знали про отмену этого ордонанса королем. {360}
Между
Глухой ночью 19 июня «Уорвик послал к Пирсу одного из своих служащих, острого на язык, и тот сказал ему: позаботься о своей душе, ибо наступающий день будет последним днем твоим на земле». Осужденный вздыхал, стонал и жалостно оплакивал свою судьбу, но, зная, что милости ждать не приходится, не пытался ничего оспаривать. «Пусть исполнится воля графов», — сказал он. В три часа ночи Гавестона связали, вытащили из темницы, и Уорвик передал его Ланкастеру. Тот сказал Гавестону, что его обезглавят, «как дворянина и римского гражданина». Это решение было уступкой Глостеру: шурин Пирса воспринял бы как позор, если бы того повесили или заставили пройти через все, что было предусмотрено законом для предателей. {362} Услышав этот приговор, Пирс бросился на колени перед Ланкастером и просил о милосердии, но Ланкастер сказал только: «Поднимите его, поднимите его! Ради господа, уведите его поскорее!» Присутствовавшие при этом, видя, как низко он пал, «с трудом удержались от слез». {363}
Затем Гавестона «спешно повели к тому месту, где должна была свершиться казнь» — к Блэклоу-Хилл, примерно в миле к северу от Уорвика. Эта местность уже выходила за пределы владений графа Уорвика и принадлежала Ланкастеру; Уорвик остался в своем замке, опять дистанцируясь от того, что должно было произойти, но Ланкастер, Херефорд и Арундел на расстоянии последовали за пленником. По дороге толпы людей сбегались посмотреть, как проходит ненавистный фаворит, в толпе раздавались звуки рожков и крики радости при виде его унижения. У подножия холма Блэклоу Пирса по приказу Ланкастера передали двум солдатам-валлийцам, людям Ланкастера, и графы отъехали в сторону. Валлийцы потащили Пирса вверх по склону. На вершине один из солдат, не слушая мольбы о пощаде, пронзил его сердце мечом, а другой отсек голову и показал ее Ланкастеру. {364}
Затем графы поехали прочь, удовлетворенные тем, что одиозной власти фаворита пришел конец. Тело лежало, где упало, пока четверо местных башмачников не нашли его и голову и не перенесли их на носилках в замок Уорвика. Однако граф Уорвик вышел к воротам и отказался принять тело, повелев, чтобы его вообще унесли с его земель. Поэтому тело отнесли обратно на холм Блэклоу и оставили там, где нашли. Вскоре из Оксфорда прибыли несколько монахов-доминиканцев и, найдя останки, доставили их в свой монастырь. Они пришили голову к туловищу бечевкой, набальзамировали тело смолами и душистыми травами, обрядили в золотую парчу, но не могли предать его погребению по христианскому обряду, потому что Гавестон умер отлученным от церкви. Потому останки хранились в монастыре до поры, пока не будет решено, как с ними поступить. {365}
По мнению одного хрониста, {366} Гавестон был «порочным, нечестивым и преступным человеком, а потому заслуживал смерти; но то, как он умер, также было деянием нечестивым и преступным». А другой заметил: «Они предали смерти знатного графа, которого король считал своим братом и лелеял как сына и друга». {367}
Но каков бы ни был Гавестон, то, что случилось на холме Блэклоу, было немногим лучше убийства, и отголоски этого события еще много лет бросали тень на жизнь Изабеллы.