Французская защита
Шрифт:
Женевьева подняла своего короля и поставила на прежнее место.
— Хорошо. Здесь мы ничего не станем менять.
— Спасибо.
Когда за Одинцовым тихо закрылась дверь, Женевьева, наклонившись вперед, положила подбородок на сжатые кулачки, долго, задумчиво смотрела перед собой.
Она действительно влюбилась.
Железные ворота тюрьмы Seine Saint-Denis, гремя на стыках, медленно открывались перед Одинцовым.
Долгожданная свобода.
Три месяца французской
Виктор шагнул вперед и, не оборачиваясь, медленно пошел вдоль высокой бетонной стены.
Он знал, что за ним наблюдают десятки глаз.
Завистливых, ненавидящих, проклинающих.
И лишь одни глаза с любовью.
С надеждой и грустью.
В конце тротуара Виктор обернулся и махнул рукой.
Всё. Он — на свободе.
Но идти некуда.
Свобода с тоскливой горечью чужбины. На обратную дорогу до Москвы нужны деньги.
А их у Одинцова нет.
Он остановился около телефонной будки и пошарил по карманам.
Зная, что там пусто.
Мимо на огромной скорости пронеслась новенькая «Ауди».
Виктор ждал около таксофона сердобольного француза или француженку, чтобы попросить на минутку их карточку.
Он должен позвонить Василию Петровичу.
Это — единственный выход.
— Силь ву пле, мадам! — пожилая француженка испуганно отшатнулась от русского и торопливо пошла прочь.
— Месье! — толстый француз брезгливо обошел Виктора стороной. Рядом с визгом затормозила машина.
Дверь со стороны водителя открылась, и Одинцов, уже раскрыв рот в своей безнадежной просьбе, замер.
К нему, приветливо улыбаясь, шла красивая молодая женщина в ослепительно белом костюме.
Это была Симона.
— Василий Петрович просил извинить, что не сумел сам приехать, — Симона внимательно следила за дорогой.
Одинцов мог любоваться ее точеным профилем, бросая быстрые взгляды влево.
— Он наказал мне доставить тебя прямо к нему домой.
— Спасибо, а я уже хотел звонить ему.
— Мы хорошо помнили об этом дне. Вчера связались с администрацией тюрьмы, они подтвердили, что ты освобождаешься в 10 утра. Но, извини, чуть опоздала, застряла в пробке.
— Какая ерунда! Ты же успела… И я так рад видеть тебя.
Симона бросила взгляд вправо, улыбнулась и промолчала.
Поток машин с каждым километром к центру двигался все медленнее.
Юркие мотоциклисты сновали между машин, едва не задевая зеркала. Сзади послышался вой сирены. Симона поморщилась:
— Опять эти полицаи!
— У нас их все пропускают, — задумчиво проговорил Виктор, видя, что водители и не думают прижиматься к обочине.
— А здесь почти все игнорируют. Только «Ambulance» дают дорогу.
— Кому? — не понял Одинцов.
— «Скорой помощи» по-вашему.
— У нас, скорее, всё наоборот.
— У вас очень много поставлено с ног на голову. И еще немало времени пройдет, чтобы по-нормальному всё утряслось.
— Наверное, так — вздохнул Виктор.
Спустя
— Здесь он живет? — спросил Виктор.
— Да. Чуть дальше, вон та зеленая дверь.
— Понятно. Отсюда недалеко шахматный клуб мадам Шодэ, где мы и познакомились с Василием Петровичем.
— Я знаю, — ответила Симона и щелкнула брелком сигнализации.
Они подошли к массивной деревянной двери зеленого цвета, Симона нажала металлическую кнопку на пульте домофона.
— Qui est l`a? [38] — раздался знакомый голос.
— Это мы! — весело проговорила девушка.
— Отлично! Открываю!
Они поднялись по винтовой лестнице на третий этаж.
Василий Петрович уже ждал у входа в свое жилище:
— Прошу!
Квартира русского эмигранта была похожа на филиал исторического музея. Многочисленные картины висели на стенах всех пяти комнат. В дальней, самой небольшой, несколько десятков полотен стояли на полу, тесно прижатые рамками друг к другу.
38
Qui est l`a? — Кто там? (фр.)
Старинные вещи были расставлены в порядке, понятном только хозяину квартиры.
— А Вы здесь живете один? — спросил Одинцов, пораженный открывшимся великолепием.
— Нет, жена Анастасия Михайловна уехала неделю назад в загородный дом, что у нас в Нормандии.
— Сколько картин! — не удержался Виктор.
— Василий Петрович известный искусствовед и коллекционер — пояснила Симона.
— Ну-с, прошу к столу! — улыбнулся хозяин. — На горячее я приготовил вам курочку.
И, обращаясь к шахматисту, спросил:
— С каким маслом пожарить мясо: оливковым, соевым или подсолнечным?
Виктор сглотнул слюну.
Он вспомнил, как еще совсем недавно в Москве выстаивал двухчасовые очереди за подсолнечным маслом. Упитанная продавщица в замызганном халате разливала его прямо из большой бочки специальным ковшиком.
Хвост очереди выходил на улицу.
Горбачевские «реформы» завели страну в болото всеобщего дефицита. Логический конец воплощения в жизнь бредовых идей, изложенных когда-то бородатым евреем по имени Карл.
— С оливковым, пожалуйста! — наугад рубанул Одинцов. Хотя до этого ни разу не ел мясо, поджаренное на этом продукте.
Название понравилось.
Василий Петрович засуетился на кухне.
Симона вместе с Виктором медленно осматривали квартиру-музей.
— Смотрите, подлинник Шемякина! — воскликнула девушка.
Со стены на Одинцова смотрели странные, изогнутые фигуры на фоне какого-то мистического пейзажа.
Он пожал плечами:
— Я, если честно, ничего не понимаю в этом. Например, вот та картина мне намного больше нравится.