Французская защита
Шрифт:
Помощь пришла с самой неожиданной стороны.
На следующий вечер, после фиаско с банковским чеком, в доме Гиршманнов раздался телефонный звонок.
Жорж, поговорив несколько минут с невидимым собеседником, радостно поманил пальцем Одинцова.
— У тебя хотят взять интервью! — воскликнул президент клуба.
— Кто? — поразился Виктор.
— Редактор шахматного журнала. Он хочет услышать твою версию происшедшего в Торси. Уже одно издание написало
— И что же оно написало?
— А! — махнул рукой Жорж. — Ложь, замешанную на французском национализме.
— В смысле? Меня там облили грязью?
— Вроде того. Но аккуратно, с пакостными намеками.
Одинцов задумался.
— А этот журнал, он что — лучше?
— Он всегда был в оппозиции к тому изданию. И мне нравится читать его.
— Так ты советуешь соглашаться?
— Конечно! Ты скажешь там всю правду. И за это тебе еще заплатят деньги!
Все так и получилось.
Симона, вызвавшаяся быть переводчиком, сияла по возвращении домой:
— Я видела, твое интервью очень понравилось редактору! Все будет отлично!
Засунув полученный гонорар в надежный карман, Одинцов помчался на Елисейские поля.
Там, с левой стороны, если смотреть на Триумфальную арку от Лувра, находилось агентство «Аэрофлота».
— Один билет до Москвы, на завтра! — возбужденно крикнул в окошечко Виктор.
Девушка, сидевшая за компьютером, мило улыбнулась:
— Соскучились?
— Еще как! Есть билеты?
— Конечно. Вам экономический класс?
В аэропорту французский пограничник, задержав свой взгляд на страничках паспорта Одинцова, через двадцать секунд вопросительно уставился на Виктора.
Гостевая виза была просрочена.
Возникла безмолвная пауза. Красноречивый взгляд русского говорил:
«Ну что ты, не мужик, а? Бывает, да, знаю — просрочил время. Неужели разборки из-за такой ерунды начнешь?»
Француз внимательно осмотрел Одинцова с головы до ног.
Вкус Симоны при выборе одежды сработал.
«Приличный месье, такие никогда не нарушают визовый режим… странно… ладно…черт с ним!»
И француз хлопнул штампом по страничке паспорта русского.
Аэробус А 310, не спеша разогнавшись своей огромной массой по бетонке аэропорта Шарль де Голь, взмыл во французское небо.
Виктор закрыл глаза и откинулся в кресле.
Наконец то!
Он сегодня будет в Москве!
Дома. В России. На своей Родине.
Он думал за эти три часа полета обо всем.
Быстрым калейдоскопом мелькала его жизнь.
Прежняя. Серо-будничная. Лишь улыбка дочери раскрашивала ее в более радостные тона.
Этот кошмар Торси и Vert Galant.
Он вспоминал
Он вспоминал Женевьеву.
Свой выход из неволи.
Новых друзей. Одинцов чувствовал, что должен вернуться, чтобы не подвести их.
Но он бы вернулся в любом случае. Даже, если бы не должен был играть за новую команду.
Глаза Симоны, провожавшей его в аэропорту, заставили бы его это сделать.
Она не поцеловала Виктора на прощание.
Но выражение глаз девушки было дороже любого поцелуя.
Что-то резко щелкнуло в ушах Одинцова.
Самолет снижался.
Миловидная бортпроводница, благосклонно наливавшая Виктору сверх нормы пиво «Будвайзер», наклонилась к пассажиру:
— Пристегните ремень, пожалуйста. Через десять минут садимся.
В микрофонах самолета послышалось:
— Наш самолет приземлился в аэропорту «Шереметьево-2». Температура за бортом плюс шестнадцать градусов…
Его никто не встретил.
— Станция метро «Таганская», переход на кольцевую линию! — привычный голос в вагоне метро вывел Виктора Одинцова из состояния усталой задумчивости.
Его остановка. Знакомая до мелочей.
Ничего не изменилось за эти три с небольшим месяца. Но Виктору казалось, что здесь он отсутствовал вечность. Или, по крайней мере, три года.
Он миновал подземный переход и поднялся на шумную улицу. Августовский вечер мягко стелил волны прохладного ветерка на разгоряченный дневным зноем асфальт.
Огромная пробка перед въездом на Таганскую площадь дымила сотней выхлопных труб. Вот и большой гастроном, куда Виктор ходил за продуктами.
Ого! Как быстро!
Привычные запахи смешивались с ароматами восточного кафе, выстроенного в отсутствие Одинцова.
В нем суетились смуглолицые кавказцы, обслуживая посетителей. Капитализм уверенно наступал на обломки горбачевской перестройки. Виктор перекинул дорожную сумку на другое плечо и ускорил шаг.
Вот показались контуры его многоэтажки. Сладкое волнение сдавило грудь, участившийся пульс отзывался в висках в такт шагам: «Скорее бы… скорее бы…»
Одинцов был расстроен.
Интуиция подсказывала ему, что отсутствие жены в аэропорту неслучайно.
Перед самым вылетом он позвонил домой. Телефон не ответил.
«Где же они были? Где?»
Уезжая в аэропорт, он попросил Василия Петровича еще раз связаться с Москвой и сообщить о времени прилета в Москву.
В подъезде лифт не работал.