Французский поход
Шрифт:
— Вы правы: в этих скалах… — согласился шевалье. — Но, испепели меня молния святого Стефания… Почему бы последнему из Великих магистров не предположить, что сокровища должны вернуться туда, где они начали накапливаться?
— Вот теперь-то я уже не сомневаюсь, что решение назначить вас верховным казначеем ордена было правильным, — многозначительно ухмыльнулся граф де Моле. — В то же время вам становится понятным одно из влечений, которые привели меня к этому замку.
— Отныне мы должны представать
47
Наконец все дела в Варшаве были завершены. На рассвете Хмельницкий, Сирко и князь Гяур должны были уезжать из столицы, чтобы успеть к кораблю, который уходил к берегам Франции. Вечером они в последний раз собрались в комнате Хмельницкого. Благодаря усилиям посла де Брежи всяческие препятствия, возникавшие в связи с их поездкой, были вовремя устранены, и теперь их ждали Франция, Париж, переговоры с первым министром, кардиналом Мазарини, и главнокомандующим французскими войсками, принцем де Конде…
Людям, большая часть жизни которых протекала в степи, в походах, битвах и стычках с ордынцами, само ожидание таких резких перемен в жизни казалось совершенно невероятным. Даже обычно сдержанный, наиболее привычный к суете столиц Хмельницкий — и тот пребывал в предчувствии чего-то очень важного, что способно изменить весь образ его жизни.
— Карета, кони, охрана готовы? — спросил Хмельницкий, как только они уселись за стол, посреди которого стоял кувшин с привезенным из Каменца вином.
— Теперь уже ничто не способно помешать нам, други мои, добраться до Гданьска и ступить на палубу первой попавшейся каравеллы, — убежденно успокоил его Сирко.
— Хотя особого желания отправлять нас в Париж здесь, в Варшаве, не наблюдалось, — заметил Гяур. — Что это: польская гордыня? Ревность: почему приглашают казацких полковников, а не полковников коронного войска? Или, может, давняя, закоренелая неприязнь к казакам и в целом к украинцам?
— И то, и другое, — подтвердил Хмельницкий. — Но более всего — предчувствие, что наш поход может принести в Украину еще один отзвук европейской славы казачества.
Гости молча проследили, как хозяин номера разливает вино. Подавая пример, он налил себе менее половины бокала. Остальные восприняли это как дань традиции запорожцев: змеиным блудоядием в походе не грешить.
Выпили без тоста и долго молчали. Каждый думал о своем. Это было молчание людей, которые еще несколько минут назад жили в предвкушении увлекательного странствия, а теперь вдруг вспомнили, что здесь они оставляют свои дома, свою беззащитную перед степными ордами землю. И вполне возможно, что возвращаться придется на пепелища.
— Посол Франции в Варшаве стал нашим союзником — это ясно. Не ясно пока другое: не будет ли вмешиваться
— Мы заставим его не вмешиваться, — воинственно заверил Гяур.
— У вас есть такая возможность? — лукаво сощурил глаза генеральный писарь. На вас там работает тайная полиция, а ваш брат служит офицером королевской гвардии?
— И все же мы найдем способ ослабить его интерес к нам.
— Главное, — вмешался в их разговор Сирко, — что французам нужны казаки, а не польские… — договорить он не успел. Его заставил замолчать шум за окном: голоса, топот ног, словесная перепалка, при которой почти невозможно было расслышать слов, и которая, судя по всему, завершилась короткой схваткой.
Все это полковники слушали, уже вскочив из-за стола и отпрянув под защиту стен, ведь за окном в любое мгновение могли прогреметь выстрелы.
— Кто-то из казаков несет охрану в саду? — негромко спросил Хмельницкий, обращаясь к стоявшему рядом с ним Сирко.
— Никто. Хотя не мешало бы выставить охрану.
— Сейчас я все выясню, — бросил Гяур.
Он метнулся в свой номер, схватил копье-меч и еще через минуту оказался на улице. Однако помощь его не понадобилась. Два польских офицера уже вводили в гостиницу какого-то человека в штатском — низкорослого, худощавого, в изодранной куртке… Руки его были связаны за спиной.
— И что все это значит? — предстал перед ними Гяур.
— Объясним в присутствии вашего старшего, — сухо ответил рослый офицер с четко выделяющимися скулами, обтянутыми медной кожей. Гяур сразу же обратил внимание, что сказал он это по-украински.
— Хорошо, ведите.
К тому времени, когда князь вошел в прихожую, офицеры успели швырнуть человека в штатском к ногам сидевшего в кресле у камина Хмельницкого.
— Схватили под окнами, пан полковник, — объяснил рослый офицер, тот самый, что в коридоре отвечал на вопросы Гяура. — Подслушивал, вынюхивал. Был вооружен. Вот его пистолет, вот кинжал, — выложил на стол захваченное ими оружие. — Он следил за вами, мы — за ним. Так что никто не в обиде.
— Не казните, паны полковники, — робко пробормотал арестованный. — Не вас я выслеживал. Не вы меня интересовали. Женщину одну искал. Она должна была прибыть из Радома.
— Из Радома? — иронично переспросил Хмельницкий, закинув ногу за ногу и сцепив пальцы на коленях. — Женщина? Что ж вы так, паны офицеры? Человек рвался на свидание, а вы хватаете его и тащите ко мне?
— Какая еще женщина? Ты что, веришь ему? — не уловил Сирко шутки генерального писаря. — Сейчас мы его хорошенько допросим и узнаем, к какой женщине он шел.