Франкский демон
Шрифт:
— Охотиться с птицей, которая едва видела вас? — удивился один из рыцарей. — Да ещё без сокольничего? Едва ли стоит тратить время, государь. Ведь мы уже приехали.
К этому высказыванию присоединился и Ивенс, опасавшийся, что птица с непривычки поведёт себя не так, как следует, и князь из-за этого опять рассердится на викингов. Между тем никто из них не знал, отчего вдруг в полумиле от замка, стены которого мрачной громадой возвышались на вершине горы, хозяину вздумалось скакать обратно. Князю же просто не хотелось возвращаться домой, ведь первое, что пришлось бы сделать
— Охота — великое дело, мессир! — воскликнул Жослен. — Испытайте сокола сейчас же! Я уверен, этот здоровяк славно выучил своего питомца! Берегитесь, лисы земли Моабитской! Трепещите лопоухие фанаки!
Клич Храмовника воодушевил свиту Ренольда, рыцари и сержаны, забыв обо всём, поскакали в излюбленное место охоты на песчаных лис. Однако охота не задалась; они нашли нору и принялись выкуривать оттуда зверя, но лиса, едва выскочив, забежала за холм и там исчезла, словно провалилась сквозь землю. Зоркий ястреб Берси Магнуссона не нашёл фанака, чем вызвал насмешки многих охотников, особенно, конечно, Караколя.
— Наверное, мы напрасно решили потревожить лопоухого, — сказал он с притворным огорчением. — Птичка, вскормленная кровью крыс, предпочитает обедать только этими благородными животными. Не прикажете ли лучше затравить тушканчика, государь?
Ренольд ничего не ответил, а лишь жестом показал фальконьеру, чтобы тот надел на голову птицы колпачок. Многие поняли — раздражение возвращается к князю, и мысленно вознесли молитвы Всевышнему, прося Его послать им удачу, чтобы хоть чем-нибудь отвлечь их государя от мрачных раздумий.
Господь услышал рабов своих.
— Смотрите, что это?! — воскликнул один из рыцарей.
— Где?! — закричали другие. — Что?!
— Вон там мелькнуло!
— Это не фанак!
Жослен, которому по-прежнему приходилось исполнять роль сокольничего, не спешил отпускать птицу — как бы она не подвела вторично. Вся свита сеньора устремилась туда, куда указывал рыцарь, первым заметивший неведомого зверя. Он не прятался, а бежал от преследовавших его конников по прямой, что вполне свойственно зайцу, но так никогда не поступает лиса. Впрочем, животное не было ни зайцем, ни лисой.
Кого-то осенила невероятная догадка:
— Кот! Ну и жирна же тварь!
— Котяра! — подхватили ещё несколько голосов. — Смотрите, как отожрался!
— Отличный воротник выйдет! — закричал Караколь. — Будет с чем пойти на свадьбу к Берси и Лэйле! Кстати, государь, а не следует ли послать прежде к молодожёнам попа? Чаю я, не худо бы крестить невесту, да и жениха заодно не помешало бы!
Не останавливаемый сеньором оруженосец разошёлся до того, что осмелился на опасную шалость. Поскольку никто не отдавал приказа оставить в покое огромного грязно-рыжего кота, обратившегося в бегство при виде превосходящих сил противника, скачка продолжалась. Караколь, оказавшись в какой-то момент между князем и Храмовником, протянул руку и с ловкостью, достойной наездника-виртуоза, сорвал с головы птицы колпачок, Жослен от неожиданности слишком сильно дёрнулся и закричал на оруженосца сеньора.
Едва ли сокол хорошо понимал французский
Ренольд отпустил поводья, конь почувствовав желание всадника, стал сбавлять ход и скоро остановился. Часть рыцарей и сержанов, скакавших впереди, продолжала преследование, но другие, среди которых оказался также и Караколь, повернули лошадей и подъехали к господину.
— Птичка полетела к родимому гнезду, — сочувственно вздыхая, проговорил оруженосец, ни к кому особенно не обращаясь, и, приложив ладони козырьком ко лбу, посмотрел вдаль. — Похоже, это у викингов и называется достойным отдарком? Раз, и нету! Если они так же станут воевать с язычниками, как их соколы атаковать фанаков, плакали денежки, потраченные на них Ивом де Гардари. Много же пользы принесут нашему государю доблестные северные воины, о храбрости которых мы столько слышали... в последнее время.
Жослену, сочувствовавшему косматому Берси, очень хотелось крикнуть: «Заткни пасть, холоп!», но рыцарь предпочёл держать язык за зубами — и без того уже успел покричать! Напрасно он ратовал за охоту; по всей видимости, пока на них охотился только Крысолов, фанаки могли не опасаться за свою жизнь. К тому же Храмовник видел, что большинство свитских сеньора на стороне языкастого оруженосца, позволявшего себе порой довольно дерзкие выходки. Ренольд же молчал, поднявшись на пригорок, он думал о чём-то своём, поджидая возвращения загонщиков... кота.
Одни не желали, другие не осмеливались одёрнуть Караколя, и он, пользуясь всеобщим попустительством, продолжал:
— Чаю я, мессиры, птичка полетела обратно в Вавилонию. А им, верно, и крысы вкуснее, и в плену у неверных всегда достаточно морских олухов вроде нашего новоиспечённого женишка. Надо бы нам прийти в гости и попробовать на вкус, какова невеста. Поди скучает? Немудрено! Если соколик, что попался красотке, такой же охотник до её прелестей, как его ястребок до фанаков, то она обрадуется визиту французских петушков! — Караколь закатил глаза и, засунув кулаки себе под мышки, энергично задвигал руками, выпячивая глаза. — Куд-кудах! Куд-кудах! Где курочка? Вот идут петушки!
Рыцари смеялись, князь же участия в веселье не принимал. Жослен также. Отъехав в сторонку, он от нечего делать начал смотрел вдаль, на дымку, поднимавшуюся с поверхности Мёртвого моря. Солнце уже давно перевалило за полдень и потихоньку двигалось на запад. Храмовник поднял глаза повыше и заметил приближавшуюся точку. Она быстро росла и вот... Сердце его радостно забилось — Крысолов возвращался.
Скоро все увидели птицу, державшую что-то белое в своих когтистых лапах. Как ни в чём не бывало, ястреб совершил над головами рыцарей круг, потом другой, а затем, сев на землю поблизости от коня князя, положил добычу, клюнул её для порядка и отошёл.