Фрейд
Шрифт:
И вновь, когда сталкиваешься с реальными деталями истории Катарины, возникает немало вопросов. И самый главный из них связан с тем фактом, что не успел Фрейд познакомиться с Катариной, как в гостинице… появилась Марта. «Вдруг кто-то вошел совершенно раскрасневшийся в этот жаркий день, и я некоторое время смотрел на эту фигуру, пока не узнал в ней собственную жену», — пишет Фрейд. Марта настояла на том, чтобы они несколько дней провели вместе, и Фрейд почувствовал, что «не вправе лишить ее этого удовольствия».
Согласитесь, после этого сама собой возникает мысль, что Фрейд отправился в Альпы отнюдь не только ради увлекательных пеших прогулок, но и для неких иных приключений. В связи с этим не исключено, что это не очаровательная дочка хозяина отеля обратилась к нему за помощью, а Фрейд сам начал ухаживать за девушкой, обещая помочь ей в «познании самое себя». Видя, что дело принимает серьезный оборот,
Причины же, которые могли побудить Фрейда обращать внимание на других женщин, по мнению Ферриса, следует искать в его крайней неудовлетворенности сексуальной жизнью. Напомним, что в течение этих лет Марта рожала практически одного ребенка за другим. Так как в личной библиотеке Фрейда были обнаружены сразу три брошюры, посвященные контрацепции, выпущенные в 1882–1884 годах, то очевидно, что эта проблема его крайне волновала. При этом Фрейд, как известно, отвергал презервативы, будучи убежден, что с ними мужчина теряет остроту ощущений, а прерванный половой акт считал — и не без оснований — причиной возникновения мужских неврозов. Видимо, он предложил Марте пользоваться женскими контрацептивами вроде маточного кольца, но та это отвергла. Тогда Фрейд, по Феррису, попытался реализовать с Мартой свою давнюю эротическую фантазию об оральном сексе, но и это Мартой было отвергнуто как по причине ее природной брезгливости, так и потому, что она считала такой способ «извращением» [96] . После рождения пятого ребенка супруги решили вообще воздерживаться от интимной близости, и именно в это время и состоялась встреча Фрейда с Катариной.
96
Во многих своих сочинениях Фрейд резко восстает против такой оценки орального секса.
Однако внимательный анализ сочинений Фрейда наводит на другую мысль, которую до сих пор почему-то боятся озвучивать исследователи. Во всяком случае, автору этих строк кажется, что главной сексуальной фантазией, мучившей Фрейда, была фантазия об анальном, а не об оральном сексе. Отсюда — и многие его сны, и такой интерес к «анальной эротике», и явное преувеличение ее значения.
Надо заметить, что анальный секс в тот период в Европе, и особенно во Франции, практиковался многими супружескими парами в качестве метода контрацепции. Это, разумеется, вызывало многочисленные споры о «нормальности», «законности» и прочих аспектах такого рода сношения. В середине 1880-х годов, в тот самый период, когда Фрейд стажировался у Шарко, профессор Л. Мартино читал свои лекции по гинекологии, в одной из которых делал особый акцент на распространенность анального секса во французских семьях.
«Прежде всего, прошу вас помнить, — писал профессор Мартино, — что содомия (анально-генитальные контакты) встречается преимущественно у замужних женщин. Потому ли это, что женщина не понимает унизительности этого акта, или же она уступает нахальству и насилию, или же, наконец, подвергается ей добровольно из ревности и страха, что муж, ради насыщения своих извращенных половых вкусов, обратится к мужской или женской проституции».
Предположение Михаила Штереншиса, что Фрейд посещал лекции Мартино или, по меньшей мере, читал их, выглядит вполне убедительно [97] . Не исключено, что подобные фантазии мучили Фрейда давно, еще в период его увлечения Жизелой, и зарождались они при его знакомстве с Библией и комментариями к ней, где не раз упоминалось о такой близости между мужчиной и женщиной. Правда, во всех случаях данный вид соития трактуется как ненормативный, запретный и даже преступный, но вряд ли атеист Фрейд считал его таковым. И не эту ли нереализованность своих фантазий имел в виду Фрейд, когда говорил, что он всегда был за большую сексуальную свободу, но его личная сексуальная жизнь всегда была скромнее, чем ему хотелось бы?
97
Штереншис М.Указ. соч. С. 34.
Как бы то ни было, в этот период Фрейд (как на своем опыте, так и на опыте некоторых своих пациентов) всё больше и больше утверждается в мысли, что определяющим началом в жизни человека является именно его сексуальная жизнь. Нарушение ее нормального течения, неудовлетворенность ею являются основной причиной как неврозов, так и, возможно, многих других заболеваний.
Показательно,
В разговоре с Брейером Фрейд высказал опасение, что у него хронический миокардит. Когда же Флисс предположил, что речь идет об обычном неврозе и стенокардии (что, вероятно, соответствовало действительности), то Фрейд решил, что друг скрывает от него его истинный диагноз. Это лишь еще раз показывает, насколько мнительным был он в то время. Беспокоясь о своем здоровье, Фрейд в апреле 1894 года даже решил последовать совету Флисса и бросить курить. Почти три недели он провел «без горящих предметов во рту», но затем решил, что жизнь без сигар — это вообще не жизнь, и снова вернулся к вредной привычке.
Необходимо отметить, что начавший терзать Фрейда страх перед смертью отнюдь не был простым страхом перед уходом в небытие. Читая письма Флиссу, начинаешь понимать, что больше всего Фрейд боялся умереть, не успев реализовать свою жизненную миссию и не оставив о себе памяти в истории человечества. Жажда «духовного бессмертия» по-прежнему была главной определяющей его бытия.
В те весенние дни 1894 года Фрейд окончательно приходит к мысли, что секс детерминирует все стороны жизни человека, и задается целью создать строго научную, почти математическую теорию о влиянии секса на состояние здоровья. Будучи учеником Мейнерта и фон Брюкке, а значит, и последователем механистических идей о том, что в живых организмах действуют те же законы, что и в неживой природе, Фрейд пытается сформулировать некий «закон сохранения сексуальной энергии». Эта энергия накапливается в организме и затем в ходе «нормального сексуального акта» выплескивается наружу, приводя организм в умиротворенное «нулевое» состояние. В случае же если эта энергия не находит выхода или же находит неправильный выход, то это приводит к выработке в организме неких отравляющих веществ, порождающих неврозы и другие заболевания. Таким образом, мужчины и женщины, страдающие от сексуальной неудовлетворенности, не дающие выход своим сексуальным запросам, наносят колоссальный вред своему организму и поневоле превращаются в неврастеников, а также, не исключено, начинают страдать и сердечными заболеваниями.
Не исключено, что эта теория возникла у Фрейда не только на основе наблюдения за пациентами, но и — как и все прочие его теории — на основе личного опыта сексуального воздержания. Очевидно, тогда же Фрейд поделился этими своими идеями как с Брейером, так и с партнерами по игре в тарок, но они явно не нашли у них понимания. Более того, видимо, Фрейд стал после этого объектом дружеских шуток по поводу его чрезмерной озабоченности вопросами секса — шуток, которые его втайне бесили. Иначе трудно объяснить его письмо Флиссу, датированное маем 1894 года. «Меня практически считают маньяком, — пишет он, — а я совершенно точно знаю, что прикоснулся к одному из величайших секретов природы». Реакция друзей на его «сексуальные бредни» означала только одно: если он предаст их гласности, обществом они будут восприняты еще более враждебно.
Расхождение во взглядах на значение сексуальности в физическом и психическом здоровье человека привело ко всё возрастающей напряженности между Фрейдом и Брейером. Судя по всему, Брейер категорически возражал против акцентирования на сексуальной этиологии истерии в их будущей совместной книге, и это опять-таки выводило Фрейда из себя. Видимо, он даже подумывал о том, чтобы отказаться от соавторства Брейера, но не мог этого сделать как минимум по двум причинам. Во-первых, история Берты Паппенгейм и само открытие катартического метода, как ни крути, принадлежали Брейеру. Во-вторых, имя такого авторитетного врача и ученого, как Брейер, необходимо было Фрейду для надежного прикрытия ряда своих смелых идей, которые он всё же надеялся «протащить» в книгу. Слишком смелое, подчас волюнтаристское перо Фрейда и в самом деле чувствуется в «Этюдах об истерии», но это ни в коем случае не означает правоту тех фрейдофобов, которые считают, что эту книгу написал исключительно Фрейд, а Брейер просто поставил на ней свою фамилию — может, даже не очень того и желая. Нет, Брейер, вне сомнения, контролировал написание «Этюдов…» — в противном случае эта книга была бы совсем другой.