Фрилансер. Сверх
Шрифт:
— А я тебе зачем? — одними кончиками губ улыбнулся собеседник. — Мне зачем всё это говоришь? — Окинул ладонью вокруг.
— Да вот думаю грохнуть тебя, — снова совершенно искренне произнёс я. — Хотя бы тебя одного. Ничего не решу, но на душе станет легче — хоть немного мир от дерьма избавлю.
Понимающую покровительственную улыбку с его губ сдуло ветром. Ибо он снова почувствовал, что не вру. Но к его достоинству, сеньор министр не растерялся, не впал в панику, а продолжил, холодно мысля, выстраивать защиту через риторику:
— Тебе станет легче от моей смерти?
— Нет, — качнул я головой. — Но мне всего двадцать. И те исполнились на днях, пара недель как. Я — юноша, обуреваемый
— Понимаю, — хмыкнул он. Боится, да. Всё же боится. Тоже его чувствую. Но, сука такая, держится! Достойный противник, я очень сильно его зауважал. — Но только ты правильно сказал, моя смерть ничего не даст. Кроме сиюминутного облегчения.
— Да ладно! — усмехнулся я. — А вдруг? Королевам, как я понял, нужен личный цепной цербер. Делающий грязную работу. Кланы выступят единым фронтом, если я грохну ВСЕХ. Но если одного тебя — твой последователь… Кто займёт твоё место, он будет в курсе, что и с ним так может быть. И будет осторожнее. Так что может как раз это — выход?
— И даже это ничего это не решит, — покачал он головой. — Сейчас ты на коне, сейчас вы победили — тебе многое сойдёт с рук. Как ты сказал, лицензия. Завтра такой лицензии королеве, кто там будет тогда королевой, никто не даст. Просто кто-то захочет убрать тебя, и оной королеве выкатят пусть мягкий, но ультиматум о твоём отлёте в район Миранды или Тритона. Ты не думай, я боюсь умирать, и готов уговаривать тебя пощадить жизнь… Но всё же лучше будет достучаться до тебя без унижений и подхалимажа — Хуан, ты ведь Хуан? — Мой кивок. — Это ничего не даст.
Поверил. Поплыл. Углубляем эффект растерянности юнца, чтобы сеньор снова поуламывал, приводя аргументы. Они, Повелители Вселенной, это любят.
— Не понимаю, как так получилось, что власть королевы! Монарха! — с энергией начал причитать я. — Потомка той, кто стоял во главе этого глобального проекта, я имею в виду имперского проекта освоения планеты с последующей независимостью. Власть потомка человека, вставшего у истоков Независимости! Чьей семье планета и была изначально передана, для кого и предназначена… Как так могло случиться, что пра-пра-сколько там раз-правнучка ХОЗЯЙКИ Венеры потеряла всё, и ничего не может на собственной планете? В собственном наследственном уделе? Ответь мне, раз уж мы заговорили о разочарованиях.
— Нас пишут?
Пожал плечами.
— Конечно. Но на самом деле у меня фиаско. Я потерпел поражение. Не знаю, будет ли смысл выкладывать всё это в сеть, или ограничиться тихим позором. Потом решу.
Сеньор кивнул — объяснение устроило, правдивое.
— Королева всегда была фикцией, — усмехнулся он. — Или скорее функцией. Чужой функцией, обеспечивающей чужую власть. Принцессе Веласкес передали планету во владение, но только в рамках имперского проекта усиления власти отца, а затем брата. А после переворота и Независимости… Ты сам на всю страну рассказывал, как кланы первую королеву поимели, ещё даже не наши, а имперские. Пока её дочка Джинни не развязала с имперцами войну. Я смотрел твои выступления.
А вот это приятно. Нет, я его всё равно грохну, a la guerre comme a la guerre, но всё равно приятно, что тебя знают и слушают.
— Власть на Венере всегда контролировали кланы. Контролируют они её и сейчас, — продолжил он. — Им нужны мигранты — они будут ввозить мигрантов. Сольют нас? Значит сольют. Будет обидно… Для меня и моих сотрудников. Но те, кто придёт на наше место, будут делать то же самое, Хуан! И никакая королева не в состоянии что-то изменить.
— Но ведь её привели к власти, я про Аделину Первую, люди! Простые шахтёры!
— Привели, дальше что? — Насмешка во взгляде. — Хуан, как там тебя, не могу выговорить твою фамилию. Да, винтовка рождает власть. Но её она только рождает! А вот поддерживает и удерживает отнюдь не винтовка. А экономика, экономические интересы. Кому на Венере принадлежит экономика? Кланам. И для того, чтобы управлять страной без такого атавизма, как избранница народа и её представительница, кланы создали мощный бюрократический аппарат. Армию верных им чиновников. И далее уже чиновники начинают работать на усиление позиций своих патронов. Шахтёры дали королеве реальную власть? Нет, не надо её забирать СРАЗУ. Но кто мешает это делать постепенно, шаг за шагом? Вначале вроде бы логичные и закономерные ограничения здесь. Потом вот тут. Затем тут. Потом вот тут и тут — ограничения для её дочери. А там — для внучки. А ещё, чтобы чиновничья армия не могла пострадать от действий одиозного полномочного монстра, попутно принимаются такие законы, с помощью которых можно вывести свою ценную креатуру из под удара. Из под любого прямого удара, кроме, разве, измены Родине! Так работает Система, Хуан. Убьёшь меня — не изменится ровным счётом ничего. Убьёшь всех моих сотрудников, кто годится для козла отпущения — снова вы ничего не получите. Потому, что сам механизм регулирования обществом власти, сместился, и работает вот так, а не как хочется. Атавизм королевская власть в двадцать пятом веке, нет — не берусь судить, но против исторических тенденций не попрёшь, а они говорят, что сила за кланами. Сила за Республикой.
— Теми кланами, кто легко предал собственное государство, убивал собственных рабочих для достижения политических целей — потому, что люди для них всего лишь ещё один, даже не самый важный ресурс?
— Такова жизнь, не я её придумал, — развёл руками сеньор. — С историческими тенденциями можно спорить, можно локально, на время откатывать назад, но они всё равно рано или поздно победят.
— А люди что? — усмехнулся я. — Вчера шахтёры привели к власти её пра-пра-прабабку, почему завтра им не вернуть как было, и не привести к власти её пра-пра-правнучку? По проторенной дорожке?
— Хуан, не смеши меня! — Сеньор хрипло рассмеялся. — Кто пойдёт воевать против кланов? ЭТИ?
«Эти» было брошено с таким презрением, что мне стало не по себе от неуважения к нашему народу. Это всё же мой народ, и я его представитель. Это уже личное, наверное. Додавлю гадину! Уничтожу собственными руками!
— А что не так с «этими»? — сдерживаясь, спросил я.
— Они — ни на что не способное быдло! — засверкал глазами сеньор глава департамента, подаваясь вперёд. — Когда-то, на заре освоения Венеры, каждый третий из них был пассионарием. Они осваивали суровую планету, сражались на ней с жестокой природой и атмосферой за выживание. Это были Люди с большой буквы! Человечища! Но прошли десятилетия, и их потомки, изнежились, превратились в стадо. Нас много миллионов! Миллионов, Хуан! А этих чёртовых мигрантов… Ну, не знаю, сотни тысяч. Может, миллиона два.
— Или пять, — поправил я.
— Как считать, — пожал он плечами. — Но почему-то никто не громит их гетто, расположившиеся по соседству, во вчера ещё спокойных районах. Никто не ставит их на место, когда борзеют. Не наказывает, когда эти отродья избивают и убивают наших — гварды за такие же взятки, какие вменяешь нам, выпускают их, иногда даже не доводя дело до суда. Никто не объясняет им, что они задержались на этой планете, Хуан! Нет пассионариев! Нет воли сражаться и отстаивать себя и свой мир!