Фритьоф Нансен
Шрифт:
Когда корреспондент попросил его высказаться о Советском правительстве и о «красной опасности» для Европы, то «Нансен выразил уверенность в том, что в настоящее время для России невозможно какое-либо другое правительство, кроме советского, что Ленин является выдающейся личностью и что в России не делается никаких приготовлений к войне».
Эти слова были напечатаны в газете жирным шрифтом и звучали как вызов.
Женева говорит: нет!
Сентябрь в Женеве солнечен и мягок. Озеро лежит застывшим синим стеклом в горной чаше, и чайки отражаются в нем.
Туристы — почти одни американцы —
На Монбланском мосту Нансена догнал его старый знакомый, политический обозреватель крупной английской газеты, человек влиятельный, с которым считались в Лиге.
— Русский вопрос непопулярен, — сказал он как бы между прочим и дружески взял Нансена под руку. — Мне кажется, что никто не намерен кормить большевиков. Требовать для них хлеба — значит ставить на карту свою репутацию.
Они пришли задолго до начала заседания Лиги наций. Обозреватель, извинившись, пошел к группе английских дипломатов.
Сытые, довольные люди подкатывали к подъезду в автомобилях и экипажах. Несколько фоторепортеров караулили их на мраморных ступеньках. Нансена не фотографировали. Он сел на скамейку под тенистым буком. В листве перекликались птицы.
Да, комиссия Лиги пока ему отказала. Безразличными словами о том, что Лига будет с интересом и доверием следить за усилиями доктора Нансена в организации частной благотворительности, прикрывалась насмешка. Но сегодня он расшевелит этих политиков и дипломатов. Он скажет всю правду. Ее услышат не только здесь — услышит весь мир. Посмотрим, что будет после того, как речь напечатают в газетах…
Нансен пошел к трибуне. Через открытые окна слышалось пение зябликов. Кто-то захлопал в ладоши, другой подхватил, и не очень дружные аплодисменты прошумели в зале.
Он стоял на трибуне, высокий, жилистый, загорелый, похожий на моряка, ждущего бури.
— От двадцати до тридцати миллионов людей находится под угрозой голода и смерти, — ровно, спокойно начал он и повторил: — От двадцати до тридцати миллионов! Если в продолжение двух месяцев они не получат помощи, их участь предрешена. Все, что нужно для спасения людей, находится от них только за несколько сот миль. Средства передвижения можно получить в продолжение месяца. Я достиг полного соглашения с Россией. Никто в комиссии Лиги наций, которая рассматривала мой доклад, не мог выдвинуть против него никакого серьезного возражения.
Мы делаем все, что можем, средствами частной благотворительности, но даже в этой области встречаем серьезные противодействия. Против нас начата кампания лжи. Я укажу только на известия, появившиеся в газетах.
Писали, что первый поезд, посланный для голодных, был захвачен и разграблен Красной Армией. Это ложь! Но она обошла все газеты Европы. Обо мне рассказывали, что я послал экспедицию в Сибирь с оружием для большевиков. Я читал об этом в нескольких газетах. Писали, что экспедицией руководит мой друг — капитан Свердруп. Но капитан Свердрул повез в Сибирь только земледельческие орудия. Распространяется целая куча подобных историй. Не подлежит сомнению, что они распространяются каким-то центральным агентством. Я его не знаю. Но, очевидно, эти известия распространяет кто-то, кто заинтересован в том, чтобы ничего не было сделано для спасения голодных…
В зале задвигались, заскрипели кресла.
— Я знаю подоплеку этой кампании. Боятся, что если помощь, которую я предлагаю, будет оказана, то усилится Советское правительство. Я думаю, что это ошибка. Я думаю, что мы не усилим Советское правительство, доказав русскому народу, что в Европе есть сердца, есть люди, готовые помочь ему. Но допустим, что это усилило бы Советское правительство. Разве есть на этом собрании человек, который посмел бы сказать, что лучше гибель двадцати миллионов человек, чем помощь Советскому правительству? Я требую от этого собрания ответа.
— И вы его услышите!
Это крикнули с места. Шум в зале усилился. Председатель предостерегающе поднял руку. Не следует перебивать, пусть господин Нансен продолжает. Опять крики с места. У председателя — страдальческое лицо. Нельзя превращать заседание Лиги наций в митинг. Возгласы неуместны. Спокойствие, господа, спокойствие!
Нансен стоит, опершись руками о края трибуны. Тому, кто перебивает его, должно быть, не нравится, что он согласился иметь в своей комиссии советского представителя.
И Нансен открыто говорит, что он хочет помочь России без всякого вмешательства в ее политику и при содействии советских властей. Он предостерегает против всяких проволочек — тогда помощь может прийти слишком поздно. Его голос крепнет, наливается силой. Нансен, обычно спокойный, выдержанный Нансен, стучит кулаком:
— Я не верю, чтобы народы Европы могли много месяцев сидеть со скрещенными руками и ждать голодной смерти миллионов русских людей. В этом году урожай к Канаде так хорош, что Канада можег вывезти в три раза больше хлеба, чем нужно для борьбы с голодом в России. В Соединенных Штатах Америки пшеница портится в амбарах фермеров, которые не могут найти покупателей. В Аргентине столько кукурузы, что страна не может ее продать и употребляет как топливо для паровозов. В Америке стоят в гаванях корабли без дела, а там, на Востоке, гибнет тридцать миллионов людей!.. Надо смотреть фактам прямо в глаза. Говорят, что правительства не могут дать пяти миллионов фунтов стерлингов. Правительства не могут собрать этой суммы, которая равна только половине расходов, нужных для постройки одного военного корабля…
Я убежден, что народные массы Европы принудят правительства изменить свои решения! — почти кричит Нансен. — Я возьмусь за дело и подниму на ноги все страны Европы, чтобы устранить бедствие, неслыханное в истории! И я верю: что бы это собрание ни решило, — я найду средства помощи! Но ужас состоит в том, что приближается русская зима. Скоро замерзнут реки в России. Скоро снег будет затруднять перевозки. Должны ли мы допустить, чтобы замолкли навсегда голоса, которые зовут нас на помощь? Еще есть время спасти их!
Попробуйте представить себе, что пришла русская зима и что население без хлеба двинулось в путь по пустой, сожженной стране, ища его: мужчины, женщины и дети будут умирать тысячами в снегах России! Попробуйте себе представить, что это значит! Если вы когда-нибудь знали, что такое голод и холод, то вы поймете меня…
Лишь некоторые делегаты внимательно слушают. Многие раздражены: зевают, скептически улыбаются, чертят что-то в своих блокнотах. Господин Нансен, кажется, собрался агитировать Лигу наций. Это было бы просто забавно, если бы господин Нансен не был так популярен.