Фронтовик. Без пощады!
Шрифт:
– Понял.
– Говорят, банда объявилась. Знак свой оставляют – черную кошку на стене рисуют.
– Зачем?
– Для форсу бандитского.
Андрей не знал, что вскоре вся Москва только и будет, что перешептываться о «Черной кошке». Страху она нагонит на обывателей много, но в итоге будет ликвидирована МУРом.
Два года подряд – в 46-м и 47-м – в стране была засуха, неурожай. Продовольствия стране не хватало, да еще СССР поставлял продукты Польше, Чехии, Венгрии, половине Германии и странам, попавшим в зону влияния Советского Союза по Ялтинскому договору. Потому воры не гнушались ничем – ни продовольствием,
Люди побогаче или имевшие доступ к продовольственным закромам скупали за бесценок уникальные, порой не имеющие цены вещи. За пару буханок хлеба или полмешка муки они приобретали картины, подсвечники, раритетные книги. Как и в любой стране во время кризиса, первые годы после войны жулье в Советском Союзе богатело, а народ выживал.
Но на стихийных рынках и обманывали часто. Андрею запомнилась женщина бальзаковского возраста интеллигентного вида, плакавшая навзрыд: она отдала пару старинных серебряных подсвечников за две рыбины, оказавшиеся муляжами из музея.
Военнопленных Советская власть кормила лучше, чем свой народ.
Барахолки были в каждом районе, и сегодня старшина и Андрей несколько раз проходили по рынку. Он был на границе их участка, но начальство распорядилось так.
При виде милиционеров некоторые продавцы судорожно убирали свой товар в баулы. Но всех досмотреть невозможно, и оба поглядывали по сторонам – не продает ли кто новые сапоги?
В сапогах ходила половина мужского населения города, и даже чиновники. У них как униформа – хромовые сапоги и френч. Люди рангом пониже носили сапоги яловые, а простой люд – кирзовые. Некоторые неведомыми путями доставали американские ботинки на толстой рубчатой подошве – такие поставлялись в годы войны американцами по ленд-лизу. Желтого или коричневого цвета, качественные, не знавшие сносу, они очень ценились.
Война окончилась, а с нею – и поставки по ленд-лизу. Страны-союзники сползали в эпоху «холодной войны».
Сапоги на барахолке были – но ношеные. Или новые, но трофейные – кто-то из фронтовиков домой привез. Такие неплохие сапоги Андрей тоже носил, когда служил в разведке.
Оружие и сапоги на разведчиках почти всегда немецкие были. Подошвы наших и немецких сапог следы оставляли разные, а у немцев фельджандармерия работала хорошо. Если свежий след от советских сапог обнаружат – не отстанут. Собак-ищеек пустят, но владельца найдут.
И оружие немецкое брали по нескольким причинам. Случись стрельба – что в разведке крайне нежелательно, звук не насторожит немцев. Ведь у «ППШ» или «ППД» звуки уж очень характерные, да с немецким оружием и с боеприпасами легче.
Патрулировали участок до вечера, и оба обратили внимание, что шпаны сегодня не видно. После вчерашнего убийства стрелка ВОХРа милиции в районе было много, и отребье сочло за благо притаиться.
С облегчением они ушли со службы. Стоило кого-нибудь задержать – и надо было писать рапорты и протоколы. Тогда раньше полуночи не уйдешь.
Поужинал Андрей холодными макаронами и куском ливерной колбасы.
– Твою карточку отоварила, – похвасталась тетка.
Андрей стал раздеваться, и тут из кармана брюк вывалился пистолетик. Он взял его в руку и выщелкнул обойму – четыре патрона. Выбросить или сдать в райотдел? Можно ведь сказать, что нашел… У дежурного в углу целый ящик такого добра, начиная от обреза охотничьего ружья и заканчивая автоматом «ППС».
Оружие изымали почти каждый день. Отечественные экземпляры, если они были в хорошем состоянии, передавались в ОСОАВИАХИМ – аналог и предшественник ДОСААФ, а трофейное или негодное шло в переплавку.
Андрей сунул пистолетик в карман: завтра он решит, что с ним делать, а сегодня – спать.
Неделю он ходил на службу с Колоколовым: задерживал пьяных дебоширов, одного грабителя, учился писать протоколы. Понемногу узнал всех сотрудников отдела. Люди в форме – что в армии, что в милиции – сначала кажутся все на одно лицо, это уж потом начинаешь различать. Ведь каждый из них даже форму носит по-разному. У одного фуражка едва ли не на затылке, у другого ремень болтается…
Андрей чувствовал, что знаний не хватает, и стал брать в отделе кадров книги по уголовному праву и другим разделам юриспруденции – за неимением библиотеки десяток-другой книг хранились там. Прочитал он и пресловутый Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 04.06 1947 года, ужесточающий наказания за кражи, в основном государственного имущества – за него давали от 7 до 10 лет. Если же кража была совершена группой – от 10 до 25 лет. За общественное имущество – колхозное или артельное – давали срок меньше: от 5 до 8 лет. Государство оберегало, в первую очередь, себя.
По Уголовному кодексу, принятому в 1926 году, имевшему многочисленные поправки и действовавшему в то время, за кражу личного имущества осуждали на 6 месяцев, за грабеж с применением насилия – до 3 лет, за разбой – до 5 лет. Так же на срок до 5 лет осуждали за изнасилование. За умышленное убийство давали срок от 3 до 10 лет лишения свободы.
Андрей был удивлен: за преклонение перед Западом по статье 32 пункт 3 тоже приговаривали к 10 годам. Стоило только при свидетелях похвалить что-нибудь не советское. Преступления несравнимые!
И вот настал день, когда ему выделили пост и вручили оружие – потертый, видавший виды «наган» производства императорского Тульского оружейного завода, изготовленный в 1905 году. Да, револьвер был едва ли не вдвое старше его самого.
Пост был по соседству с постом старшины Колоколова и тоже рядом с железной дорогой. Самое значимое здание – клуб меланжевого комбината.
В первый самостоятельный день Андрея они шли со службы вместе – положено было сдать оружие. Только сотрудники дежурной бригады и уголовного розыска имели оружие при себе всегда – их могли вызвать на происшествие в любое время суток.
Три месяца прошли относительно спокойно. Пьяные драки и дебоши у пивных и рюмочных, мелкие кражи и поножовщина с легкими ранениями были не в счет – обычная служба.
Андрей уже освоился, его стали узнавать в районе. Добропорядочные граждане здоровались, блатные же демонстративно переходили на другую сторону улицы.
Уголовники, особенно авторитетные, придерживались некой формы одежды: обязательная синяя кепка, под пиджаком – тенниска, бриджи заправлялись в надраенные сапоги с голенищем гармошкой. А уж железные или золотые фиксы – даже на здоровых зубах – носили все.