Фронтовое милосердие
Шрифт:
— Пожалуй, вы правы, — сказал, прощаясь со мной, комбриг.
…Мне нужно было готовиться к сдаче дел начальника военно-санитарного отдела Ленинградского военного округа. С большой неохотой и ощущением горечи предстоящего расставания с городом, сыгравшим большую роль в моей жизни, собирался я в Москву.
Ленинграду и ленинградцам я обязан очень многим. Их благотворное влияние чувствовалось в течение всей моей жизни. В 1928 году меня приняли слушателем в Военно-медицинскую академию РККА. Годом позже я был переведен из кандидатов в члены партии, учась в академии, длительное время вел пропагандистскую работу на заводе «Красный выборжец». До академии мне удалось окончить рабфак с трехгодичным обучением, причем я не только учился, но и выполнял многочисленные общественные поручения: был секретарем игравшего большую роль в жизни рабфака исполнительного
…И вот поздно вечером, в период белых ночей, зовущих ленинградцев на проспекты, улицы и набережные Невы, я сел в «Красную стрелу». Утром уже был в Москве, прибыл в Военно-санитарное управление и неуверенно сел в кресло начальника медицинской службы РККА (ВСУ).
Уже было сказано, что я не имел понятия об истории медицинского обеспечения боевых действий войск. Мне с этим разделом военной медицины нужно было незамедлительно знакомиться. Один из профессоров Военно-медицинской академии, начальник кафедры хирургии В. А. Оппель много писал о военно-полевой хирургии и печатался в хирургических журналах, а также выпускал разного объема монографии. В этих трудах Владимир Андреевич резко критиковал положения Н. И. Пирогова, которые он изложил в «Началах общей военно-полевой хирургии», увидевшей свет в 1865 году, то есть спустя 10 лет после обороны Севастополя, где Николай Иванович возглавлял главный перевязочный пункт, а также в двухтомном труде «Военно-врачебное дело и частная помощь на театре войны в Болгарии и в тылу действующей армии в 1877–1878 гг.», вышедшем в 1879 году.
Владимир Андреевич Оппель обладал прекрасной дикцией и был одаренным оратором. Его лекции слушались с большим вниманием. В аудиториях, в которых он выступал с докладами на хирургические темы, свободных мест, как правило, не было. В этом немалую роль играл полемический характер его выступлений. Это всегда вызывает повышенный интерес, особенно когда острие спора направлено не против простого врача, а против «чудесного доктора» и ученого с мировым именем, каким был Н. И. Пирогов. Лекции и выступления Оппеля подтолкнули меня к тщательному изучению трудов Пирогова. Я начал с военно-медицинских его работ. Меня поражала хватка Пирогова в изложении своих мыслей. Он, рассматривая деятельность медицинских работников в учреждениях войскового и армейского районов, утверждал, что они не могут ограничиваться в хирургических вмешательствах только медицинскими показаниями и противопоказаниями. На них резко влияет боевая обстановка, определяя объем этих вмешательств. Пирогов во время защиты Севастополя установил и другую закономерность, сводившуюся к тому, что не медицина, а администрация (санитары, санитары-носильщики, санитарный транспорт, полевые подвижные медицинские учреждения, временные и постоянные госпитали) играет главную роль в деле оказания медицинской помощи раненым на войне, во время боевых действий.
Говоря о влиянии боевой обстановки на хирургические вмешательства, он имел в виду, что потери возникают не одновременно и не равномерно в различных частях, соединениях и объединениях. Это-то он и называл травматической эпидемией. Положения, изложенные Н. И. Пироговым в «Началах общей военно-полевой хирургии», составляют основу не только военно-полевой хирургии, но и военной медицины целиком. Оспаривать, а тем более отвергать их, как это пытался мой учитель Владимир Андреевич Оппель, значит ставить знак равенства между военно-полевой и неотложной хирургией, между медициной вообще и военной медициной — в частности.
В самом деле, можно ли рассчитывать на высокий моральный дух тяжелораненого солдата, если сам он не в состоянии себе помочь, а ротный санитар появится неведомо когда. Можно ли мотивировать сокращение хотя бы на одного человека в роте санитаров только тем, что рот много?
Тоже нельзя: один процент смертности среди солдат и офицеров, умерших на поле боя от кровотечения, составлял в среднем более 140000 человек, а рот-то меньше в несколько раз. Это может делать только невежда в чисто военном деле, не говоря уже о военной медицине. Можно ли рассчитывать на большую результативность работы хирургов медико-санитарных батальонов и рот (в бригадах), если они оперируют раненых, поступивших к ним в своей основной массе к исходу суток после ранения? Нет, будет большая смертность и инвалидность! Можно ли было рассчитывать на хорошее медицинское обеспечение наступательных операций наших войск, в частности тех, которые несли большие боевые санитарные потери, в два и более раза превышавшие физические возможности личного состава медсанбатов, если начальник
Мы выиграли Великую Отечественную войну ранеными, из числа которых, а также других пораженных в боях было возвращено в строй 10 294 368 человек. Сообщаю читателям любопытный факт: у 25 солдат, принимавших участие в охране главных военных преступников на Нюрнбергском процессе, было 32 нашивки о ранениях!
Первые испытания. Г. К. Жуков говорит «спасибо!»
Изучение трудов Н. И. Пирогова сочеталось у меня с напряженной практической работой. Японская армия после неоднократного нарушения границ Монгольской Народной Республики 11 мая 1939 года начала без объявления войну. Ее пехота и кавалерия при поддержке артиллерии, танков и авиации открыли боевые действия против войск МНР, На помощь им в соответствии с Протоколом о взаимопомощи, подписанным правительствами МНР и СССР 12 марта 1936 года, пришли части Красной Армии.
В результате двухдневных боев противник был отброшен за реку Халхин-Гол. Пулями и осколками в схватках было ранено 198 человек. В то время медицинские подразделения и учреждения действовавшего там 57-го особого корпуса представляли только батальонные и полковые медицинские пункты. Ни медсанбатов, ни ППГ не было. Имелось два стационарных госпиталя на 200 коек по штату каждый — один в Улан-Баторе, другой в Баин-Тумени, но во втором фактически было только 80 коек. Хирургов не хватало. В баин-туменском госпитале, в сущности, был только один опытный хирург — военврач 2 ранга Ф. И. Исаков. Впоследствии он был активным участником Великой Отечественной войны и закончил ее армейским хирургом. В улан-баторском госпитале дело обстояло несколько лучше. Начальником медицинской части был хирург военврач 2 ранга З. Е. Смоляницкий, а начальником хирургического отделения — военврач 3 ранга М. И. Шрайбер, ученик профессора Н. А. Богораза, известного специалиста по восстановительной хирургии. Ординатором в отделении работал начинающий хирург П. Н. Иванов.
Кроме того, Улан-Батор был в тысяче километров от места боев, а Баин-Тумень — в пятистах. Поэтому 24 мая в Тамцаг-Булак, находившийся в 120 километрах, прибыла из улан-баторского госпиталя небольшая хирургическая группа во главе с военврачом 3 ранга П. Н. Ивановым и приступила к организации эвакогоспиталя на 100 коек на базе войсковых лазаретов 6-й кавалерийской дивизии МНРА и погранотряда. К госпиталю был прикомандирован военврач 3 ранга В. М. Лысак, работавший врачом в истребительном авиационном полку.
В этом важном пункте, куда поступали все раненые и больные, лечебно-эвакуационным обеспечением боевых действий войск руководил заместитель начальника медицинской службы 57-го особого корпуса военврач 2 ранга Г. И. Гаврилов.
Из тамцаг-булакского госпиталя раненых эвакуировали главным образом автотранспортом в баин-туменский госпиталь через Мотат-Сомон, где находился лазарет 8-й кавалерийской дивизии МНРА и был развернут питательный пункт.
Для оказания медицинской помощи непосредственно в районе боевых действий были развернуты медицинские пункты. Полковой пункт медицинской помощи (ППМП) 149-го стрелкового полка возглавлял хирург Ф. П. Нечипоренко. За время боев 28 и 29 мая пункт был вынужден менять свою дислокацию, чтобы избежать потерь от японской авиации. Но в то время полковая медслужба не имела в своем штате походной кухни, поэтому ППМП, перемещаясь, не мог отрываться от тыловых подразделений, имевших походные пищеблоки.
Командированный в Монголию из Куйбышевской военно-медицинской академии профессор бригадный врач М. Н.
Ахутин дал высокую оценку медицинской службе в целом, особо подчеркнув мужество и храбрость войсковых врачей, среднего и младшего медицинского персонала при оказании медицинской помощи непосредственно в районе боевых действий и самоотверженный труд хирургов, медицинских сестер, санитарок и жен начальствующего состава, работавших в госпиталях в Тамцаг-Булаке и Баин-Тумени. Однако незнание патологии боевой огнестрельной травмы, особенностей ее течения в условиях боевых действий войск привело к ошибкам. После хирургической обработки накладывались глухие швы на раны, которые почти во всех случаях гноились, швы частично расходились и заживления ран первичным натяжением не происходило. Правда, случаев инфекционных осложнений не было, что объяснялось тем, что в районе была песчаная, не тронутая человеком почва. Вторым серьезным недостатком являлась плохо заполнявшаяся медицинская документация на раненых, которые иногда эвакуировались без нее. Это затрудняло преемственное оказание медицинской помощи на этапах эвакуации.