Фронтовые повести
Шрифт:
— Перевешать их всех надо, — пробурчал Дурнов.
— Кто нас предал? — повторил Иван Михайлович еще строже.
— А черт его знает… Вот вернусь, попытаю одного, другого. Сопли на кулак намотаю — скажут. А вы у кого сами-то останавливались?
— У Белякова.
— Ну, это мужик проверенный. Свой в доску. Тоже раскулаченный. Партизанского шпиона недавно поймал, в город свез.
— А сам не шпион?
— Н-нет, пожалуй, — неуверенно ответил Дурнов.
— Перед вечером он приехал из лесу. Дрова привез. А ночью партизаны напали. Как
Староста ничего не отвечал, на его грубом невыразительном лице промелькнула тень раздумья. Однако долго думать Дурнов не привык, лицо его снова приобрело прежнее бульдожье выражение.
— И тебя он поносил за самогонкой, господин Дурнов. Что, говорит, за старосту поставили? Мямля, а не староста. Есть говорит, слухи, что он с партизанами связан.
— Я-а?! — побагровел Дурнов. — Ах, зараза, ну я тебе покажу, Беляков, я т-тебе покажу! Значит, яму под меня копаешь. Мне донесли, что Беляков в старосты метит…
Иван Михайлович отвернулся. Дурнов замолчал, засопел и всю дорогу дулся, шевеля толстыми губами и, как видно, кляня про себя Белякова.
Въезжая в город, бургомистр строго наказал:
— Господин Дурнов! Прошу разузнать подробности насчет Белякова у коменданта. Возможно, у него есть уже какие-нибудь сигналы. Надо бдительность проявлять, а то с такими старостами скоро бургомистру нельзя будет из города носа высунуть!..
В кабинете полумрак. Окно темно-фиолетовое от низких густых туч, затянувших вечернее небо. Майор Дитер фон Гаген сидит за столом, ухватившись за голову обеими руками. Сейчас он забыл о своей прическе, о подтянутости. Сейчас он один, никто его не видит, и потому майор может погоревать и поразмыслить над своими делами.
А дела, надо сказать, неважные. Неделю тому назад он сообщил верховному командованию, что все партизаны в районе уничтожены.
Но куда деваются солдаты фюрера? Достаточно им выйти из деревни, как они пропадают, словно проваливаются сквозь землю. Как докладывать об этом? Значит, партизаны растут, как грибы после дождя, черт их подери! Там убит офицер, там пущен под откос эшелон с боеприпасами, там взорван мост… Проклятая страна! Проклятый народ! Сколько ни привлекаешь их на свою сторону, ничего не помогает. Как волка ни корми, он все равно в лес смотрит. Этому мерзавцу Белякову доверяли, а он оказался партизанским шпионом. Такой обоз отдали партизанам!
Майор взъерошил волосы, провел ладонями по щекам.
Дурнов врать не станет. Нюх у него собачий. Если говорит, что Беляков предатель, так оно и есть. Емельянов интеллигент, может колебаться. Но он тоже говорит, что в тот злосчастный день Беляков привез из лесу дрова… Потом Беляков сбежал в Епищево. Причем сбежал заранее, до прихода партизан. Значит, знал, что они придут… Так-та-ак… Сейчас его должны доставить сюда, голубчика, поговорим по душам…
Майор склонил голову еще ниже.
Так о чем теперь докладывать командованию?
Неожиданно
— Почему сидите без света? — спросил подполковник тем небрежным тоном, который свойствен только сотрудникам гестапо. — Привезли Белякова?
— Нет еще. Жду с минуты на минуту.
— М-да, — холодно сказал подполковник.
Тон и манеры Ранкенау давно раздражали майора Дитера фон Гагена. Подполковник вел себя так, будто но имел никакого отношения к установлению порядка в районе, как будто этим делом должен заниматься только комендант. Нет, черт побери, обоим придется отвечать.
— Самого повесить, семью расстрелять, дом сжечь, — сказал майор, протягивая Ранкенау сигареты.
Начальник гестапо криво усмехнулся — этот белокурый красавчик задумал учить его, как надо вести себя с партизанскими лазутчиками!..
Разговор не вязался. Оба самолюбиво молчали, ожидая Белякова и надеясь перещеголять друг друга в умении вести допрос.
Через полчаса в коридоре послышался топот кованых сапог. Слышно было, как кого-то бросало из стороны в сторону под ударами кулаков и прикладов.
Белякова втолкнули в кабинет. Огромного роста солдат доложил:
— Господин подполковник, доставили партизана Белякова. При задержании пытался бежать.
— Да не бежал я вовсе! — высоким голосом завопил Беляков. — Я просто шел по деревне, не думал, что они за мной приехали, господин полковник, вы же меня знаете!
— Позвать сюда Емельянова и Дурнова! — приказал майор.
Один из солдат бросился выполнять приказание.
Беляков упал на колени и пополз к Ранкенау. Тот хладнокровно выждал, когда Беляков подполз поближе, и ударил его сапогом в лицо.
Предатель что-то попытался объяснить, но у двери его схватил за шиворот верзила солдат и так тряхнул, что у Белякова мотнулась голова, будто сломались шейные позвонки. Не успел он прийти в себя, как солдат сорвал с него одежду и уложил на пол лицом вниз. Ни слова не говоря, сам Ранкенау несколько раз до кровавых полос стегнул Белякова плетью.
Потом Ранкенау велел посадить свою жертву на стул. Солдаты подняли обмякшее тело, усадили. Беляков навалился на спинку стула, он еле держался, готовый вот-вот свалиться на пол.
— Беляков, — негромко окликнул Ранкенау, — вы меня слышите, Беляков?
Белякову подняли голову.
— Кто, кроме вас, еще связан с партизанами?
— Не знаю… — прохрипел тот.
— Бандитская морда. Партизан!
Подполковник, окончательно рассвирепев, начал бить кулаками по лицу, по голове, куда попало, пока Беляков не рухнул на пол.
Вошедшие Емельянов и Дурнов видели эту картину. И никто из присутствующих не знал, что эти двое русских торжествуют каждый по-своему. Они были разными людьми, но причина торжества была одна — наказывали предателя. Только Дурнов оставался в дураках, а старый учитель мстил за советских людей.