Фронтовые повести
Шрифт:
Если бы у Ранкенау оставалась хоть крупица юмора, то он мог бы сказать, что эта бренная жизнь не жизнь, а сказка, ибо в партизанском штабе переводчицей была Шура Мелешкина, та самая «приятный русский девка», с которой он так самозабвенно танцевал фокстрот на офицерском банкете и с которой надеялся со дня на день реализовать свою «любовь»…
В штабе Ранкенау встретили Лебедев и Коротченко, чисто выбритые, подтянутые победители, которые вершат суд правый и нелицеприятный.
На все обвинения Ранкенау упрямо твердил одно и то же: «Я солдат, я подчиняюсь приказу».
Но никогда во все времена солдаты не считали воинской честью убийство стариков, женщин и детей, уничтожение ни
— Вы нарушили международные правила ведения войны, — продолжал гнуть свое Ранкенау.
Наверное, любой человек на земле мог бы говорить о каких-то правилах войны, но только не фашист и тем более не гестаповец.
— Что вы со мной сделаете? — спросил наконец Ранкенау.
— Вы давно мечтали попасть в Москву, — ответила ему Шура по-немецки. — И теперь ваша мечта сбудется наконец-то, господин Ранкенау. Только попутчики на этот раз будут у вас достойнее прежних.
Его провели через всю бригаду, выстроившуюся двумя шеренгами возле штаба, провели как жалкого зверя с вырванными клыками, и он получил еще раз возможность, видя здесь молодых и старых, женщин и мужчин и видя маленькую Майю, видя лица славянские и монгольские и такие черты, которые могли бы сделать честь любому чистопородному арийцу, — получил еще раз возможность призадуматься, хотя и поздно, но призадуматься о таинственной мощи этой земли, этого народа…
Полдень. Чуть слышно шелестит листва, прохлада родного леса ласкает душу. Горят костры на становище, и знакомый с детства пахучий дымок тонко слоится между стволами вековых сосен. Тихий ясный день без облачка и без выстрела неизменно умиротворяет, переносит человеческую мечту в будущее, к мирным и светлым временам, к тем ночам и дням, когда звуки леса и дым костра станут принадлежностью охотничьих троп, кочевий и туристских маршрутов…
А пока еще долгим будет партизанский путь. Очистительной волной будут переходить они из леса в лес, от станции к станции, оставляя позади себя светлое эхо возмездия, и все яснее, все ближе будет перед ними алеть заря великой победы.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
С той поры прошло более двадцати лет, но не забывается и никогда не сотрется в памяти война. Помнят о ней те, кто пережил бои, но знают о ней и те, кто родился в мирные дни. Нашу победу в Великой Отечественной войне, ее значение для истории человечества переоценить невозможно.
Летят годы, кипит мирная жизнь, но и в самые тихие, спокойные минуты трудовых будней властно врываются воспоминания о других, партизанских буднях. Чередой проходят перед моим мысленным взором люди 2-й Клетнянской бригады, действовавшей в Брянской, Смоленской и Могилевской областях нашей Родины. Сожалею, что не удалось мне показать их в своей повести всех до единого, но одно только перечисление имен и событий заняло бы несколько томов. Я постарался показать только некоторые узловые моменты и события. Люди, оставшиеся за пределами повести, так же дороги моему сердцу, как и герои этого повествования. О них писали другие и, я уверен, еще немало напишут. Это командиры батальонов храбрецы Илюхин и Боровичев, партизан Борис Матвеевич Докторович, потомственный столяр, потерявший руку в жаркой схватке близ деревни Ломно, Кабыш Ахметов из Карагандинской области, Исаак Утебаев и Алимбай Кусаинов из Кокчетавской, Иван Федорович Наумов из Петропавловской, Шалмагамбет Балмагамбетов, Сахит Абилов и Конкашев из Гурьевской, Султангали Сулейменов из Целиноградской области, Анатолий Зеньков из Алма-Аты, учительница Лидия Набебина со Смоленщины, которая
ЗВЕЗДЫ В ТЕМНИЦЕ
Товарищам по оружию, героям — подпольщикам, погибшим от рук фашистских захватчиков, посвящаю.
Несколько дней опустевший город был тих, полон тревог и ожиданий. В таком болезненно-напряженном затишье последняя весть с фронта прозвучала оглушающе: под Смоленском немцев остановить не удалось, и танковые армады Гудериана, прорвав линию обороны советских войск, устремились к Москве.
И разом, заодно с последней надеждой, кончилось затишье. Вместе со всеми, кто уходил на восток, отправились и Валя с Асей. Город горел. Разгромленные улицы были запружены отступающими частями и беженцами. Очень часто над самыми головами растерянных людей проносились черные тени «мессершмиттов». Вражеские самолеты на бреющем полете расстреливали из пулеметов скопления беженцев. Особенная неразбериха творилась на вокзале.
Над железнодорожными путями постоянно висела карусель «юнкерсов» и «мессершмиттов». С грохотом вздымалась земля, в воздух взлетали искореженные рельсы, обломки шпал, вагонов. Надеяться на какой-то эшелон было просто безумием, и девушки бежали и бежали, стремясь выбраться из города.
Валя тащила за руку перепуганную плачущую сестру. Там, где шоссе, ведущее к Москве, делало крутой поворот, девушки остановились у невзрачного, покинутого хозяевами домишка.
— Что мы будем здесь делать? — спросила заплаканная Ася.
— Жить! — ответила Валя и решительно толкнула калитку. На воротах висел указатель, полусорванный близким разрывом снаряда: «Дорожный переулок».
Когда стало очевидным, что удержать врага на подготовленных рубежах не удастся, город стал готовиться к оккупации. Как члена партии и депутата горсовета Валю вызвали в горком. Валя недоумевала: кто еще помнит о ней в этой лихорадочной суматохе, когда, казалось, весь город сошел с ума и всеми владеет одна лишь мысль — поскорее отправиться на восток, подальше от приближающегося врага.
В здании горкома, куда, показав повестку, прошла Валя, ее поразили тишина и сосредоточенность. Контраст с происходящим на улицах был настолько разителен, что Валя остановилась и привела себя в порядок. Ей не хотелось, чтобы те, с кем доведется сейчас разговаривать, увидели, как подействовало на нее паническое настроение улицы.
В указанном кабинете Валю дожидался немолодой военный с двумя шпалами в петлицах. Он поднялся, поздоровался и с улыбкой спросил о чем-то незначительном — кажется, о погоде. Эта улыбка военного, его обыденный вопрос помогли Вале окончательно совладать с собой.
Беседа была долгой. Молодая коммунистка не колебалась ни минуты. Она заявила, что жизнь ее принадлежит партии и она целиком отдаст ее борьбе с ненавистным врагом.
Так Валя осталась в городе.
Занятая мыслями о своей необычно складывающейся судьбе, Валя и не предполагала, что партийные организации всецело погружены в создание хорошо организованного и глубоко законспирированного подполья. Из проверенных коммунистов и комсомольцев отобраны люди, способные возглавить борьбу в тылу врага. В лесах, простиравшихся вокруг, закладывались тайные базы оружия, боеприпасов, медикаментов. В городе намечались конспиративные явочные квартиры. Отрабатывалась техника связи. Молодой врач Татьяна Розова по заданию горкома партии вывозила в село Топорище большое количество медикаментов и перевязочного материала. Все это понадобится партизанам и подпольщикам.