Фронтовые повести
Шрифт:
Домой в тот день Валя возвращалась поздно. Едва она вошла в комнату, Ася внимательно взглянула на нее и невольно привстала с неубранной кровати.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного, — скупо ответила она, досадуя, что не смогла скрыть возбуждения. — Просто встретила одного человека.
— А кто он?
— Ты его не знаешь.
И чтобы избежать расспросов дотошной Аси, она принялась накрывать на стол.
Обед у сестер получился скудным. Валя попросила сестру помыть посуду, а сама бросилась на смятую постель. Убирая со стола, Ася сказала, что в деревнях якобы
— Муки у нас осталось совсем немного, — напомнила Ася.
Озабоченные рассуждения сестренки оторвали Валю от размышлений. Да. Ася права, продукты кончаются.
— Будем устраиваться на работу, — сказала Валя.
— На работу? К немцам? — изумилась Ася. — Ты с ума сошла!
— А как ты думаешь жить? — спросила Валя, поворачивая голову к сестре.
— Как?.. — Ася растерялась и развела руками. — Ну… как-нибудь.
— Так вот, — тоном старшей сказала она, — я сейчас видела объявление, что железнодорожной комендатуре требуется уборщица.
— Уборщица? — поморщилась Ася. — И ты согласна?
— Уборщицей пойдешь ты. Я буду устраиваться на маслозавод. Работа как работа, — в утешение добавила Валя. — И трогать тебя никто не будет, и паек. Важно устроиться.
Ася больше не возражала. Закончив убирать со стола, она взяла раскрытую книгу и, попросив Валю подвинуться, расположилась на постели рядом с ней.
Порядок и чистоту немцы наводили лишь на центральных улицах, а вдали от центра по-прежнему чернели следы разрушений. В этом Валя убедилась, когда повела Асю устраиваться на работу.
Поднявшись на уцелевший пешеходный мостик, переброшенный через железнодорожные пути, девушки остановились. Немцы поспешно приводили в порядок полуразрушенные станционные службы. Внизу кипела работа. Валя заметила, что железнодорожная колея заметно сузилась — немцы «перешили» пути на свой манер. Внизу, на полотне, сновали железнодорожники в черных шинелях. Раздавалась отрывистая чужая речь. Станция была забита эшелонами. На грязно-желтых и красных вагонах с высокими полукруглыми крышами значилось: «Кенигсберг», «Дрезден», «Кельн». Валя вдруг подумала, что такое скопление вагонов на станции — отличная цель бомбежки. Легко вообразить, что поднялось бы здесь, появись сейчас хоть парочка самолетов со звездочками на крыльях!
Она повернулась к Асе.
— Если устроишься в комендатуру, тебе будет очень удобно. Почти рядом с домом.
Прежде чем спуститься с мостика, Валя взглянула на город. Сверху открылась ставшая уже привычной картина. Чернели остовы печей, повсюду валялись груды обугленного кирпича. От многих каменных домов остались лишь коробки. Заборы, уцелевшие и заново поставленные, понемногу растаскивались на дрова. Безрадостное зрелище представляло собой шоссе при выходе из города. Изрытое полотно дороги было усеяно клочьями бумаги, трухлявым сеном, конским навозом, битым стеклом. По дороге часто проносились транспортеры с солдатами. «Москау»— это слово оглушительно звучало из репродукторов, бросалось в глаза с развешанных по городу плакатов.
Вздохнув, Валя
— Много не разговаривай, поняла? Только спроси — и сейчас же назад.
— Не бойся, не съедят, — отмахнулась Ася.
— Я тебя здесь подожду! Слышишь?
Крикнула, конечно, впустую— Ася даже не оглянулась. И все же Валя залюбовалась сестренкой. Тоненькая, легкая, в простеньком, но очень нарядном платьице, Ася быстро пересекала пыльную улицу. Каблучки ее щелкали задорно. Пережидая грузовик с солдатами, Ася остановилась на обочине. Солдаты в кузове что-то орали ей и размахивали пилотками. Один из них делал ей приглашающие жесты. Капризный носик Аси морщился от пыли, поднятой машиной, и от вида грязной немецкой солдатни. Перебежав мостовую, Ася стала подниматься на крылечко комендатуры. Какой-то военный, стоявший у перил, проводил ее внимательным взглядом. В высоких дверях Ася столкнулась с выходившим офицером. Отскочив, офицер уступил ей дорогу и придержал дверь.
Ждать, однако, пришлось долго. От напряжения у Вали даже заболели глаза. Она уже собиралась, отбросив всякую осторожность, отправиться на поиски, как в дверях появилась Ася.
— Ты где пропала? — набросилась на нее Валя. — Ведь бог знает что можно подумать!
— Я же не в гостях была! — возразила Ася, пожимая плечами. — Да такие дела и не делаются в минуту.
Держалась она спокойно, и у Вали отлегло от сердца: ничего страшного не произошло.
— Рассказывай, — потребовала Валя, когда они направились домой.
Немцы не произвели на Асю впечатления зверей. В приемной она объяснила, что пришла наниматься на работу по объявлению. Ее тотчас проводили в кабинет к коменданту. Офицер встретил ее не то что бы учтиво, но во всяком случае предложил сесть и принялся расспрашивать. Интересовался, замужем ли она, если да, то где сейчас находится муж, состояла ли в партии, в комсомоле, где живет, где родственники.
— Ничего не писала? — спросила Валя.
— Зачем? Этого у них не нужно.
— Ну и?.. Что дальше? Примут тебя?
— Велел прийти завтра к обеду.
— Как ты думаешь, — спросила Валя после долгого молчания, — возьмут тебя на работу?
— Посмотрим, — недовольно отмахнулась Ася. Назавтра в назначенный час она снова отправилась в комендатуру. На этот раз комендант разговаривал с ней наедине. Стоя за столом, высокий, сухопарый, застегнутый на все пуговицы, он проговорил отрывистым голосом, неимоверно коверкая слова:
— Фрейлен принят. Завтра работа. Германский армий любит чисто. Надо чисто кругом.
— Спасибо, — поклонилась Ася и под его сердитым взглядом попятилась к двери.
Комендант, как столб, стоял за своим небольшим столом и не садился до тех пор, пока за девушкой не закрылась дверь.
С некоторых пор городские учреждения начали широкую кампанию по вербовке молодежи Велиславля на работу в Германию. Валя, внимательно изучавшая многочисленные приказы и постановления, наклеенные на стенах домов и уцелевших заборах, удивлялась тому, какой безмятежно счастливой рисовалась будущая жизнь всякого, кто пожелает отдать свои силы третьему рейху.