Фрося. Часть 4
Шрифт:
— Ну, и во сколько тебя ждать дома?
— А ты не жди, я не привык строем ходить и тебе это не надо.
Фрося в ответ прыснула:
— Сынок, появлюсь раз в месяц дома и начинаю воспитывать, а ведь я примерно в твои годы начала самостоятельную жизнь, совершенно одна, приехав из деревни в незнакомый городишко, попав по-сути к чужим людям в услужение.
— Мам, ты мне никогда не рассказывала об этом периоде жизни, я даже толком не знаю, как в твои руки наша Анька попала.
Семён с необыкновенным
Фрося привычно налила себе в любимую кружку чая и приступила к рассказу.
Давно Сёмкой съеден борщ, выпиты три уже большие кружки чая, а мать всё рассказывала и рассказывала, а сын боялся пошевелиться на табуретке, чтобы не сбить нечаянно повествование.
Фрося дошла в своём рассказе до момента, как она пришла пешком в только что освобождённый от фашистов город, нашла в костёле дядю Алеся ксёндза Вальдемара и тут зазвенел телефон.
Сёмка от злости даже заскрипел зубами:
— Кому там делать нечего, такую историю перебить, я такого ни водном фильме не видел.
И побежал в коридор, снять трубку.
Через минутку он вернулся:
— Мам, там собрались у Толика ребята, ждут меня, чтоб начать прослушивание альбома.
— Так иди, я тебя, что держу.
— Мамуль, ты меня держишь своим рассказом про себя крепче морских канатов, дай слово, что в ближайшее время продолжишь свою историю, а иначе, я плевал на все альбомы на свете и никуда не уйду.
— Да, ступай ты, мой рассказ далёкое прошлое, а твоя жизнь происходит сегодня, живи сынок и наслаждайся жизнью, я это не так часто делала.
— Мамуль, клянусь…
Но в этот момент опять раздался звонок телефона.
— Ну, это же надо, не дадут спокойно жить!
И Сёмка опять помчался в прихожую.
Возвращаясь обратно на кухню, кривя лицо смешными гримасами, кивнул матери в сторону прихожей — человек на другом конце провода явно ему был не симпатичен.
Фрося поспешно устремилась к телефону и с волнением прижала трубку к уху:
— Да, я вас слушаю.
— Это Фросья?
— Да, да, Мираб, это я.
— Слюшай, ти можьешь сэгодна встрэтится со мной?
— Конечно, могу, только скажите, когда и где.
— У тэбья ест подходащее мэсто, гдэ ми можем поговорит бэз свыдэтэлэй?
— Можно на моей даче, но это шестьдесят километров от Москвы.
— Отлычно, по какому шоссэ надо ехат?
— По Каширскому.
— Черэз два часа жды менья на дэсатом киломэтрэ от города.
Фрося медленно положила трубку, взглянула на часы, лучше подстраховаться, попасть на назначенное место загодя, через часик выедет.
Сёмка не сводил встревоженного взгляда с матери:
— Мамуль, может, в конце
— Сёмочка, я пока и сама мало, что понимаю и знаю.
Когда началась вся эта заваруха с отъездом Марка за границу, он сделал этого человека нашим посредником для личных встреч без свидетелей.
— О, мама, начинается криминальный детектив.
— Будешь паясничать, так ничего больше не расскажу.
— Мамуль молчок.
И Сёмка шутливо зажал двумя ладонями свой рот.
— Так вот, у них свои какие-то разборки, но я в них никогда не участвовала, но в последнюю нашу встречу, Марк попросил держаться крепко этого Мираба, а если возникнет какая-нибудь сложная ситуация, без раздумий обращаться к нему.
Сынок, я даже не знаю, как он выглядит, но обещаю тебе, после этой встречи обязательно рассказать об этом человеке, о том, что с ним связанно, в общем, всё, что сама смогу выяснить.
Глава 49
Фрося по дороге на встречу с Мирабом подбросила Сёмку по названному им адресу, чтобы ожидающей его компании не пришлось долго изнывать, но тот почему-то не спешил выходить из машины.
— Сёма, в чём дело, ведь ты же так спешил?
Фрося скосила глаза в сторону сына.
Тот сидел нахохлившись, теребя нервно пальцами ручку двери автомобиля.
— Мам, может быть я всё же поеду с тобой?
Ты не волнуйся, я не буду встревать в ваши разговоры, но на всякий случай подстрахую тебя, мало ли что.
Фрося заглушила мотор.
Она не прослезилась, нет, слёзы буквально ручьями хлынули из глаз.
Ничего не понимающий Сёмка вовсе расстроился:
— Мамуля, что я такого сказал, просто не лежит моя душа к этому Мирабу, если с тобой что-нибудь случится плохое, я себе этого не прощу.
Фрося плакала и одновременно улыбалась.
— Сынуленька, мой ты родной защитничек.
Я всю жизнь могла рассчитывать и надеяться только на саму себя.
Никогда и ни кому не приходило в голову побеспокоиться за меня о моей личной безопасности.
Мать с сёстрами, когда мне едва исполнилось восемнадцать лет, вытолкали забитую деревенскую девчонку в город к чужим людям и, наверное, ни один волосок у них не дрогнул на голове от страха за мою судьбу.
Когда в наши места пришли Советы и уже тогда я могла вместе со своими богатыми благодетелями в тридцать девятом году попасть в ссылку в Сибирь, так обо мне побеспокоился мой первый муженёк Степан, который, можно сказать, насильно или, приперев меня к стенке моим беспомощным состоянием на тот момент, вынудил выйти за него замуж.