Фурье
Шрифт:
Энгельс, указывая, что «противоречие между общественным производством и капиталистическим присвоением воспроизводится как противоположность между организацией производства на отдельных фабриках и анархией производстваво всем обществе», отметил, что открытие этого безвыходного противоречия сделал Фурье, назвавший его «порочным кругом» [12] .
Однако следует отметить, что при всей красочности критики существующего строя, раздирающих его противоречий представления Фурье о классовом составе общества весьма расплывчаты. Он делит общество на богатых и бедных, иногда определяет отдельные группы — двор, знать, буржуазия, народ, чернь, но и такое деление также
12
К. Маркс и Ф. Энгельс.Соч., т. 19, с. 217.
СВОБОДА… РАВЕНСТВО…
Послереволюционная Франция дала Фурье блестящий материал для социальной критики. С присущим ему сарказмом он говорит о лозунге «Свобода, Равенство, Братство».
Свобода на глазах у представителей его поколения стала не только свободой от деспотизма королевского правительства, но и свободой угнетения народа предпринимателями.
Проблеме свободы Фурье в своих записках посвящает много остроумных и полных глубокого анализа страниц. Он рассматривает это понятие в двух аспектах: физическом и социальном, из которых физический — это освобождение человека от рабства труда, а социальный — свобода выбора занятий согласно своим влечениям.
Но какая цена физической свободе, пишет он, без свободы социальной? Доходов нищего едва хватит ему на жизнь, однако он пользуется большей свободой, чем рабочий, который должен беспрестанно трудиться для того, чтобы иметь возможность существовать. Притом страсти его остаются неудовлетворенными. Он, например, хочет идти в театр, но его средств едва хватает на пропитание. Он хочет стать народным представителем, но для этого нужно иметь большое состояние.
Разве свободен рабочий, если он только один раз в неделю может посвятить себе? Если присмотреться, то в этом обществе даже монархи и министры не пользуются полной свободой.
Можно ли после этого утверждать, что существует социальная свобода? Она так же призрачна, как равенство и братство. Провозглашенное революцией братство не помешало тому, что его апостолы пошли один за другим на гильотину; принцип равенства не дал народу, однако, ни работы, ни хлеба. Разве не призрачными оказались эти лозунги там, где солдаты продают свою жизнь за 5 су в день?
Сравнивая степень свободы цивилизованного человека и дикаря, Фурье находит, что положение последнего более выгодно. Он пользуется и физической и социальной свободой. Дикарь вместе со всем племенем участвует в решении вопросов войны или мира, ему ничто не мешает осуществлять свои желания, его труд привлекателен. И разве можно сравнить охоту или ловлю рыбы с трудом фабричных рабочих? Что станет с современным человеком, спрашивает Фурье, если он позволит вести себя так же беззаботно, забыв о плате за квартиру, и не будет считаться с общественным мнением? Его сочтут за умалишенного, на него обрушатся сборщик налогов, хозяин квартиры, жена и соседи.
Спросите, говорит он, у несчастного рабочего, терзаемого голодом и безработицей, преследуемого кредиторами и откупщиками, не пожелал ли бы он поменяться местами с дикарем и вновь стать охотником или кочевником? Без сомнения, он согласится. Ибо что дает ему Цивилизация? Бедняк не может заменить недостающий ему обед чтением Великой хартии вольностей.
Свобода «цивилизованных» призрачна, так как она не гарантирована. Это свобода голода, нищеты и обмана.
«Цивилизованные» попирают основное право человека — его право на труд. «Мы потеряли целые века, — возмущается Фурье, — в дебатах на тему о правах человека, но совершенно упустили самое элементарное право — право работы, без которого все остальные превращаются в нуль». Современное же общество, отнимая у человека это естественное право, тем самым попирает и избирательное право, ибо из нужды бедняк продает свой голос, а отсюда возникают опасные для общества последствия.
Фурье утверждает, что положение общества «цивилизованных» достигло критической точки и для его спасения необходимы срочные меры. Существующие противоречия в обществе грозят социальными потрясениями, междоусобными войнами. Всем ранее существовавшим учениям философов, политиков и моралистов он противопоставляет свое открытие как возможность выхода из тупика. Снова и снова он говорит о бесполезности политики реформ с целью исправить пороки общества. Нужно проникнуться отвращением к строю Цивилизации, а не исправлять его.
Эта мысль пройдет через все его произведения. Позднее он будет утверждать, что частичные реформы не только бесполезны, но и вредны, так как при существующем строе всякое нововведение обращается во зло, поскольку оно, поддерживая общий порядок, содействует лишь временному укреплению негодных устоев. Фурье отмечает досадное свойство, каким обладает порядок Цивилизации, свойство порождать зло из элементов добра. «Ценным нововведением, — убежден он, — будет только то,которое откроет наш выход из этой социальной бездны».
Фурье был свидетелем революции. В ее бурные годы, как мы помним, он находился в центре событий: в Руане, Марселе, Лионе. Обострившаяся борьба подчас приводила его в ужас. Исследователи жизни и творчества Фурье дают самые противоречивые оценки его отношению к революции.
На протяжении всей своей жизни Фурье и сам будет не раз возвращаться к событиям французской революции, давать им ту или иную оценку.
В неопубликованных записках, относящихся еще к 1803 году, он отмечал, что всякое социальное движение приводит общество к такому состоянию, когда оно способно породить зародыш другого. И как только в этом процессе варварство станет утонченным и будет доведено до самой высокой степени, настанет взрыв и «общество охватит всеобщее возмущение против торгашеских заговоров и отвратительных наук, их поощряющих».
В этих записках он характеризует французскую революцию как великое освободительное движение угнетенного народа, которое открыло огромные возможности развития истории, возможности перехода к высшему общественному порядку. Но политические деятели эпохи этого не поняли и реализовать возможности революции не сумели. Он осуждает кровавый террор и лично Робеспьера, как главного его проводника, полагая, что этот путь принес народу еще большее угнетение.
«Род человеческий подходил к своему освобождению, порядок Цивилизации, варварства и дикости исчез бы навсегда, если бы французы в своем нападении на предрассудки не сделали исключения для брака. Как это Конвент, который попирал ногами самое божество, размяк перед предрассудком супружества? Это был последний окоп строя Цивилизации; в нем он удержался, чтобы вскоре перейти в наступление и снова вступить во все свои владения. Однако какой очищающий крах должен был произойти на всем земном шаре, если бы не политическая робость Конвента. Можно сказать, что он сел на мель в виду порта. Размякнув перед лицом брака, он упустил огромную славу и вместо этого пал до великого позора, он претерпел судьбу робких прислужников, как и его вождь Робеспьер, который из-за мгновения трусости упустил трон и попал только на эшафот».
Фурье рассматривает события революции и как поражение философов, которые, выступив за уничтожение агонизирующего феодального строя, своим запоздалым вмешательством показали, что у этой философской секты не хватает изобретательного ума. Народу нужны были не разговоры о свободе и равенстве, а обеспечение ему реальных прав, и в первую очередь права на труд. «Общественный договор» философов XVIII века — это обман, так как он бессилен гарантировать первое из естественных прав — право на труд! Философы оказались обманутыми в ходе революции, ибо все они потеряли в ней состояние и жизнь, а выиграли торговцы, которые очернили философию, поставив ей в вину революцию, из которой только они извлекают себе пользу.