Футуризм и безумие (сборник)
Шрифт:
В Рюрике Ивневе зажигается религия футуризма, в нём надрывная и пылающая «осанна!», в нём мост между сегодня и завтра, воздвигнутый над костром страдания и исступленного оргиазма духа!.. Это самый талантливый, потому что самый живой и горящий духом певец футуризма – и если бы у них было больше таких огненных и неистовых поэтов, – они бы зажгли огнем неугасимым и возрождающим нашу гнилую литературу.
IX
Что же нового дал футуризм в искусстве? Мы видели, что стремясь выйти из рамок символизма и открыть совершенно новые миры – русский футуризм или невольно повторяет приёмы того же символизма, или же изобретает бредовый, «заумный» язык, но… и в последнем случае здесь, собственно, мало нового, так как «заумные» речи футуристов сильно напоминают плоды крайнего декадентства…
Все, созданное до сих пор русскими футуристами – есть лишь отчаянное стремление победить литературу. И в этом отношении они несомненно кое-что достигли. Их писания действительно не похожи на литературу, литературы здесь нет, футуризм есть кратковременный отдых от литературной пошлости и вместе с тем – начало какого-то нового, еще неизвестного творчества.
Но для меня важно совсем не то, что дал русский футуризм и чего не дал, для меня гораздо важнее тот дух, та бешено несущаяся волна, та мятежность, которыми проникнуто это новое направление. Вот почему я сочувственно отнесся к его теоретической части и остался мало удовлетворен её осуществлением. Хотя многое в теории футуризма, особенно западного, мне чуждо, даже противно (как напр. культ современной техники, всех этих автомобилей, дирижаблей, кинематографов и прочей пошлости, которая именно прежде всего должна погибнуть), но есть в этой теории нечто, что для меня важнее всего, что и возбудило во мне интерес к футуризму. Это: безумная апология личности, крайний индивидуализм, дерзающий, огненный, острый, подобный раскалённому мечу, пронзающему застывшую мерзость наших дней херувимской молнией; ненависть к авторитетам и старческому хламу, превращающему порывы мысли в злачное цветение мёртвой лжи; адогматизм, бесстрашные стремления к неизведанному и желание поставить новый храм над бездной времен, наперекор всему миру!.. Эти элементы составляют, по-моему, важнейшую суть футуризма, в них последний является бешеной, геростратовской вспышкой, пламенным импульсом к творчеству. И этот порыв к творчеству, этот весенний зеленый шум, несущийся к нам с Запада сквозь упругие тела молодой России – является вестником возрождения для нашего времени. Теперь, когда смерть – содержание дней наших, когда смерть – символ всей нашей захудалой и пустой жизни, футуризм может и должен влить в истощённые жилы современности бурную кровь новой жизни… Назначение футуризма – победить смерть русского творчества. Он должен засыпать могилы душ багряно пышными цветами, и на них отпраздновать буйную, полную пьяного веселья, вызова и безумия – весеннюю вакханалию!..
Трудно и бесполезно говорить о будущем футуризма, о тех формах, в которые он со временем может вылиться. Тут ему не избежать, я думаю, в конце концов, в свою очередь, того же академизма и пошлой благонамеренности, против которых он так горячо ополчается нынче… Да у таких направлений, как футуризм – и нет будущего, а есть лишь настоящее. Это sturm und drang минуты, это граната, разрывающаяся от безумного напряжения всех творческих сил, а от неё, быть может, ничего и не останется, разве лишь дым, да мгновенно потухающий
Может быть, достижения футуристов тусклее их теории, может быть, они достигли совсем не того, чего хотели достигнуть. Все это не так уж важно. Ценно в этом, во всяком случае, – удивительном направлении лишь одно: его дерзающая смелость и его безумная мечта… И за эту бешеную дерзость, за этот рыцарский вызов миру, можно простить футуристам все их ошибки и недостатки… И не то в них замечательно, что они плохие литераторы, а то, что они не побоялись заявить неслыханное своеволие и пошли пламенной ратью против мировой лжи, против жизни и её железных законов!
Огненными крыльями зашумели они над землей, над человеческим стадом. Молниеносной зарею вспыхнул их творческий бунт… Море смеха и тупости преградило им путь, тяжелые тучи сгустились пред ними грозой…
Но бесстрашно напирают на косную массу безумные легионы.
Врезавшись острым напором в мертвое тело культуры – звонко бросают молодые пираты старому миру свой гордый клич:
…Дерзновенной атакиВозводим довлеющий столпДля себя,Чтобы рушить вожделенноНеизменный Миф бытия!Евгений Радин
Футуризм и безумие
Душевное заболевание носит название безумия, хотя понятие это включает целую область состояний, промежуточных между истинною болезнью и истинным здоровьем. Да и понятие истинного здоровья очень шатко. Когда мы употребляем слово душевнобольной, всегда мысль рисует яркий образ заблудившегося среди противоречий жизни человека.
Полною коллизий была жизнь подрастающего в период общественного движения 1905-07 годов поколения. Теперь это поколение оканчивает учение и готовится вступить в жизнь, частью уже вступило…
Волнения и разочарования потрясли нервно-психическое здоровье еще в тот период, когда организм только формируется, накопляет силы. Эти силы надорваны, здоровье расшатано…
Таковым явился перед нами облик некоторой части учащейся молодежи, когда в 1912 году Комиссией по борьбе со школьными самоубийствами Русского Общества охранения народного здравия была предпринята анкета о душевном настроении учащихся [58] .
58
Е. П. Радин. Душевное настроение современной учащейся молодежи по данным Петербургской общестуденческой анкеты 1912 г. Спб. 1913 г. Ц. 50 к. – Примеч. автора.
Много жалоб на низкий уровень молодёжи, на отсутствие идейных интересов, на то, что пережившие 1905 год обречены, так как им нечем жить и нечего делать…
К дисгармоничности окружающих общественных переживаний примешивается и влияние символической литературы, поклоняющейся смерти (Ф. Сологуба, Арцыбашева и пр.).
«Мысли о самоубийстве приходят, – пишет курсистка, – после чтения современных произведений, где ужас жизни, безволье, беспринципность; люди мечутся в агонии и уходят от жизни. Скверно бывает на душе. Ждала раньше, что в книгах ответ найду на проклятые вопросы, почерпну веру в жизнь… Ведь кроме книг нет друзей. Одна. И не было ответа, кроме призрака смерти… Культ её везде, везде… Прочтешь такую книгу, и видишь – выхода нет, поддашься настроению культа смерти и ходишь полна безверия в жизнь, работать голова не может… и воля разумная над собою как бы теряется, и создается ужас, из которого нет выхода. И себя презираешь за такую слабость, клеймишь и ничего поделать не можешь.
Действительно, жизнь такова».