Футурологический конгресс. Осмотр на месте. Мир на земле

Лем Станислав

— Не совсем. Но большинство из них знаю. Киббилькисов, Тоттентанца. Кроме них, там еще доктор Лопец. Ну, Сульцер и остальные, а что? В чем дело?

Профессор меланхолически покачал головой. Под высоким проволочным колпаком выглядели мы, вероятно, весьма комично. А еще непрестанное бренчание и магнитофонная запись.

— Каждый из них представляет противоречивые интересы. Иначе быть не может.

— Я могу говорить все? — спросил я, уже предчувствуя, куда клонит этот чудак.

— Можете. Учитывая, что вы от меня услышите, вы не должны доверять никому. Мне тоже. Но кому-тоже

надо поверить. Затея с переселением, — он указал пальцем вверх, — и с доктриной неведения была, совершенно очевидно, бессмысленной. Все и должно было так закончиться. Если, конечно, это уже конец. Сами заварили кашу. Правда, иначе и быть не могло. Директор говорил вам о четырех осуществленных противоречиях? А?

— Говорил.

— Есть и пятое. Они хотят знать правду, которой знать не хотят. То есть не всякую правду. И не все одинаково. Вы понимаете?

— Нет.

Мы разговаривали, сидя друг против друга на полу, но я слышал его словно по телефону. Он меня тоже. Гудел ток, магнитофон продолжал что-то болтать, а Лакс, часто моргая за стеклами очков, опершись руками о колени, не спеша продолжал:

— Я устроил это, чтобы помешать подслушиванию. Все равно кому и для кого. Хочу сделать, что смогу, так как считаю необходимым. Обычная порядочность. Благодарности излишни. Они будут вам помогать. Но лучше некоторые факты попридержать при себе. Ваш доклад не должен стать исповедью. Мы не знаем, что произошло на Луне. Сибеллиус и иже с ним считают, что эволюция пошла там обратным ходом. Развитие инстинктов вместо развития интеллекта. Разумное оружие — не оптимальное оружие. Оно может, скажем, испугаться. Ему может расхотеться быть оружием. Оно может придумать что-нибудь этакое… Солдату, живому или мертвому, не положено иметь собственных идей. Интеллект — это многомерность действий, то есть свобода. Ну и что? Тамсовершенно иначе. Уровень человеческого интеллекта превышен.

— Откуда вы знаете?

— Кто сеет эволюцию, пожинает разум. Но разум не хочет никому служить. Разве что вынужден. А там не вынужден. Однако я не намерен говорить о том, что происходит там,ибо не знаю. Речь идет о том,что происходит здесь.

— То есть?

— Лунное Агентство должно было перекрыть доступ информации с Луны. Кончилось тем, что именно оно собирается ее получить. За тем вы и летите. Либо вернетесь ни с чем, либо со сведениями, более разрушительными, чем атомные бомбы. Что предпочитаете?

— Минуточку. Прошу не говорить намеками. Вы считаете своих коллег представителями каких-то разведок? Агентами? Да?

— Нет. Но вы можете привести к этому.

— Я?

— Да. Равновесие, существующее с момента заключения Женевского договора, неустойчиво. Вернувшись, вы можете прежнюю опасность заменить новой. Вы не можете стать спасителем мира. Вестником мира.

— Почему?

— Программа переноса на Луну земных конфликтов порочна в самом зародыше. Иначе и быть не могло. Контроль вооружений оказался невозможным из-за их микроминиатюризации. Нетрудно считать ракеты и искусственные спутники, но невозможно пересчитать искусственные бактерии. Или искусственные природные бедствия, или то, что привело к падению естественного прироста населения в третьем мире. Это падение было неизбежным. Только по-доброму его не удалось осуществить. Можно взять под ручки двух человек и объяснить им, что для них выгодно, а что губительно. Но человечество под локоток

не возьмешь и всего не объяснишь, верно?

— Какая тут связь с Луной?

— Такая, что гибель не была предотвращена, а лишь перенесена в пространстве и времени. Так не могло длиться вечно. Я создал новую технологию, которую можно использовать в телематике. Для изготовления дисперсантов. Дистантников, способных к обратимой дисперсии. Я не хотел, чтобы моя технология служила Агентству, но это произошло, — он поднял обе руки, словно сдавался. — Сработал кто-то из моих сотрудников. Не знаю наверняка кто и не считаю это столь важным. Под большим давлением неизбежно должна была произойти утечка. Всякая лояльность имеет свои пределы, — он провел рукой по блестящей лысине. Магнитофон продолжал говорить. — Я могу сделать лишь одно: доказать, что дисперсионная телематика еще не пригодна к употреблению. Это я могу. Скажем, на год. Потом они сообразят, что я водил их за нос. Как, по-вашему, мне следует поступить?

— Почему я должен решать? И зачем?

— Если вы вернетесь ни с чем, никто не станет вами интересоваться. Ясно?

— Пожалуй, да.

— Но если вы вернетесь с сообщениями, последствия будут непредсказуемыми.

— Для меня? Так вы меня собираетесь спасать? Из симпатии?

— Нет. Чтобы оттянуть время.

— Разведки? Значит, вы исключаете возможность того, что Луна готовит нападение на Землю? Считаете, что это всего лишь коллективный психоз?

— Психоз не психоз, но слухи и действия, вызванные с определенной целью неким государством либо государствами.

— Зачем?

— Чтобы взорвать доктрину неведения и возвратиться к политике, проводимой по-старому. По Клаузевицу.

Я молчал, не зная, что сказать или думать о его словах.

— Но это только ваши предположения, — выдавил я наконец.

— Да. Письмо Эйнштейна, которое он написал Рузвельту, тоже опиралось лишь на предположение, что можно создать атомную бомбу. Он сожалел об этом до конца своих дней.

— Так, понимаю, а вы не хотите сожалеть?

— Атомная бомба появилась бы и без Эйнштейна. Моя технология тоже. Однако чем позже, тем лучше.

— Apr`es nous le dеluge? [125]

— Нет, здесь нечто иное. Страх перед Луной был вызван умышленно. Уверен. После удачной разведки вы один страх замените другим. И другой может оказаться хуже, ибо будет более реальным.

— Наконец понял. Вы хотите, чтобы мне неповезло?

125

После нас хоть потоп? (фр.)

— Да. Но только с вашего согласия.

— Зачем?

Его беличья с маленькими глазками физиономия неожиданно преобразилась. Он беззвучно рассмеялся, раскрыв рот.

— Я уже сказал, зачем. Я человек старомодных принципов, а значит, сторонник fair play. [126] Вы должны сейчас же ответить, а то у меня уже ноги болят.

— Надо было подложить подушки, — заметил я. — Что же касается вашей техники с дисперсией, пожертвуйте ее мне.

126

честная игра (англ.).