Фюрер как полководец
Шрифт:
8 февраля Кейтель получил ответ на свое предложение, в котором сообщалось, что наступление в направлении Мурманской железной дороги откладывается на неопределенный срок. А через неделю Маннергейм в беседе с немецким посланником Шнурре четко обозначил свою позицию: «Я больше не наступаю».
Тем временем в начале марта со стороны США была предпринята еще одна попытка оказать давление на Финляндию с целью побудить ее заключить мир с Советским Союзом или как минимум отказаться от наступления на Мурманскую железную дорогу, имевшую для союзников важнейшее стратегическое значение. Планы подготовки этой операции просочились на Запад.
Все это не могло не обострить отношения между союзниками к весне 1942 г.
83
Застольные разговоры Гитлера. С. 348.
27 июня уже сам Густав Маннергейм летал в «Волчье логово». Поддавшись уговорам Гитлера, а уговаривать тот умел, он все же согласился на увеличение численности финских войск на фронте. Позднее финны также дали согласие на создание на Ладожском озере совместной флотилии стран «Оси» (Германии и Италии) и на ее базирование в финских портах. Но каких-то более конкретных гарантий Маннергейм не дал. Он постоянно действовал с оглядкой на позицию США, опасаясь обострений с этой могучей страной. Летом 1942 г. госсекретарь США Корделл Хэлл заявил, что госдепартамент «будет внимательно следить за ситуацией, чтобы убедиться, не привел ли визит Гитлера к углублению сотрудничества, направленного против союзников».
Адольф Гитлер и генерал-фельдмаршал Густав Маннергейм
Тем временем в июле поступило указание фюрера о подготовке наступления 20-й горной армии в направлении Мурманской железной дороги под кодовым названием «Лахсфанг». В итоге план, составленный Дитлем, был одобрен германским командованием, но не Маннергеймом! Он поставил согласие на участие в этой операции в зависимость от взятия Ленинграда. Повторялась картина прошлой осени. Командование Вермахта вновь стало добиваться совместного наступления на этот город, ослабленный голодом. От финских войск требовалось хотя бы сковать силы Красной Армии на карельском перешейке.
В ответ в своей ноте от 4 сентября Маннергейм, не отказавшись в принципе от участия в операции «Нордлихт», сослался на ограниченные возможности его армии. То есть эдак красиво сказал «нет». Взятие Петербурга, причем исключительно силами немцев, оставалось главным пунктом во всех рассуждениях финской стороны. Возможно, престарелый военачальник просто понимал, что немцы уже вряд ли смогут выделить достаточные силы для взятия Ленинграда, и тем самым просто увиливал от выполнения «союзнического долга» под благовидным предлогом, соглашаясь с заведомо невыполнимыми условиями.
Между тем в сентябре
Развитие событий в начале 1943 г. в перспективе не предвещало Финляндии ничего хорошего. Известие о прорыве блокады Ленинграда произвело эффект разорвавшейся бомбы. Тревожные сообщения, которые поступали в страну с других участков Восточного фронта, тоже создавали весьма нервозную обстановку. А уж новость о падении Сталинграда окончательно повергла финнов в растерянность. Было ясно, что ни о каком разгроме России уже речи быть не может. Но и порвать с Германией на этом этапе не было в интересах страны. Поэтому, когда 20 марта поступило очередное предложение от Соединенных Штатов о посредничестве для заключения сепаратного мира с СССР, был снова дан уклончивый и фактически отрицательный ответ. Столь же уклончиво финны отреагировали и на очередное предложение немцев провести наступление, на сей раз в Лапландии, где, согласно разведданным, численность советских войск сократилась до минимума. Таким образом, Финляндия продолжала искусно лавировать между США и Германией.
Однако после поражения стран «Оси» в Северной Африке и краха операции «Цитадель» финское руководство пришло к выводу, что пора начинать поиск путей выхода из войны. Понимали это и немцы. Особенно беспокойство Гитлера усилилось после капитуляции Италии и падения режима Муссолини. Потому осенью 1943 г. он инициировал германо-финские переговоры, в ходе которых обсуждались перспективы совместной обороны на Восточном фронте. В результате немцам удалось добиться заверений от руководства Финляндии о готовности продолжать войну. Впрочем, опять же учитывая итальянский опыт, где тоже была масса «заверений», Гитлер приказал на всякий случай разработать план оккупации страны в случае ее попытки выйти из войны.
14 октября в ставку Маннергейма прибыл начальник штаба оперативного руководства ОКВ генерал Йодль, чтобы по поручению фюрера обсудить обстановку на фронте. Он был вынужден рассказать финским коллегам о сложившемся опасном положении на всех фронтах. Йодль также сообщил, что план отвода немецких войск от Ленинграда до Риги был отвергнут из-за негативной реакции финнов. Зная о попытках союзника вести сепаратные переговоры, он тем не менее попытался убедить финнов, что продолжение войны совместно с Третьим рейхом сулит им наибольшую выгоду. Что касается самого Гитлера, то он в конце 1943 г. был уверен, что насчет Финляндии можно не беспокоиться. По его мнению: «Финны отколоться не могут, им все равно придется обороняться до самого конца».
Между тем Маннергейм проявлял недоумение по поводу очевидной неспособности немцев остановить продвижение противника на запад от г. Невель, как и на других участках фронта. Сколько бы командование Вермахта ни уверяло его, что «эти позиции мы непременно удержим», они все равно рано или поздно прорывались русскими и оставлялись. Остаток 1943 г. прошел в обстановке непрекращающихся боев, которые пока еще не затрагивали северный фланг Восточного фронта.
Меж двух огней
Новый, 1944 г. Финляндия встречала в сильной тревоге, уже не питая никаких иллюзий относительно успешного окончания войны. Атмосфера в ставке Маннергейма была тягостной и мрачной. Как удар грома там прозвучало сообщение о начале 17 января советского наступления против группы армий «Норд». Вскоре немцы отступили со своих «неприступных позиций» в районе Ленинграда. Было ясно, что и северный фланг Восточного фронта, долгое время казавшийся стабильным, начал рушиться.