Г?ра
Шрифт:
Видя, что Харан-бабу сердито молчит, Лолита отошла к Шучорите и, сев рядом, принялась как ни в чем не бывало болтать.
А тут в комнату вбежал Шотиш и, схватив Шучориту за руку, стал звать ее:
— Пойдем, диди, ну пойдем же…
— Куда? — удивилась девушка.
— Пойдем, я тебе что-то покажу, — настаивал Шотиш. — Лолита, ты ведь ей ничего не рассказывала?
— Нет, не рассказывала, — успокоила его сестра.
Дело в том, что Шотиш просил Лолиту ничего не говорить Шучорите о тете, и Лолита
Но Шучорита посчитала неудобным покинуть гостя.
— Я приду попозже, болтунишка, — улыбнулась она, — как только отец вернется.
Шотиш забеспокоился. Он обычно проявлял невероятную изобретательность, когда дело касалось того, чтобы улизнуть от Харана-бабу. Однако, изрядно его побаиваясь, Шотиш не стал в присутствии Харана настаивать на своем. Что же касается Харана, то, за исключением периодически повторяющихся попыток перевоспитать мальчика, никакого интереса к Шотишу он не проявлял.
Шотиш терпеливо ждал, но лишь только Пореш-бабу появился, он сразу же утащил за собой из комнаты обеих сестер.
— Мне не хотелось бы больше откладывать нашу помолвку с Шучоритой, — сказал Харан. — Давайте назначим ее на будущее воскресенье.
— Лично я не возражаю, — ответил Пореш-бабу. — Все дело в том, согласна ли Шучорита.
— Так ведь ее согласие уже получено, — настаивал Харан.
— Ну что ж, тогда пусть будет по-вашему, — согласился Пореш-бабу.
Глава тридцать пятая
С того самого дня, как Биной вернулся от Лолиты, его ни на минуту не покидали сомнения; они словно шипы впились в его мозг и не давали ему покоя.
«Ведь я даже не знаю, — мысленно рассуждал он, — хочет ли кто-нибудь в доме Пореша-бабу, чтобы я бывал у них, и все-таки упрямо хожу туда. Может быть, не следует этого делать; может быть, их раздражают мои неуместные посещения. Мне неизвестны их привычки, и я не имею никакого представления, как нужно держать себя у них. Возможно, я, дурень, сую свой нос туда, куда могут заглядывать лишь самые близкие люди».
Размышляя над всем этим, он вдруг подумал, что, вероятно, Лолита заметила в выражении его лица нечто такое, что показалось ей оскорбительным. До сих пор Биной отчетливо не представлял себе, какие чувства питает он к Лолите. Но теперь, когда все стало ясным, он окончательно растерялся. Он без конца раздумывал над тем, какое влияние все это окажет на его жизнь, как отнесется к этому общество, не сочтут ли его чувство неуважением к Лолите и предательством по отношению к Порешу-бабу. Вероятно, он был слишком назойлив, поэтому Лолита и рассердилась на него. Думая о событиях последних дней, он от стыда готов был провалиться сквозь землю.
Пустота собственного жилища действовала на него угнетающе, но он никак не мог набраться храбрости и пойти к Порешу-бабу. И вот как-то утром он
— Ма, — сказал он ей. — Мне бы хотелось пожить у тебя некоторое время.
Помимо всего прочего, он рассчитывал, что его присутствие облегчит Анондомойи вынужденную разлуку с Горой. Анондомойи поняла это и была глубоко тронута его заботой. Она ничего не ответила и только ласково положила руку ему на плечо.
Не успел Биной переселиться, как у него появилось вдруг множество капризов. Он то и дело шутя попрекал Анондомойи, что о нем никто не заботится. Все это для того, чтобы отвлечь ее, да и себя тоже, от черных мыслей. В сумерки, когда тоска одолевает с особенной настойчивостью, он надоедал Анондомойи до тех пор, пока она не бросала всю домашнюю работу. Тогда, расстелив на веранде циновку, он усаживался рядом с ней и заставлял ее рассказывать о своем детстве, о жизни в отцовском доме, о том, как до замужества она жила у деда и была любимицей всех его учеников, так что ее рано овдовевшая мать вечно беспокоилась, как бы не избаловали вконец ее сиротку-дочку.
— Я даже не могу себе представить, ма, неужели было такое время, когда ты не была нашей матерью? — говорил Биной. — Я уверен, что и ученики у деда в школе относились к тебе, как к своей маленькой матери, и что на самом деле это ты воспитывала своего деда — знаменитого учителя.
Однажды вечером Биной сидел на циновке около Анондомойи, положив голову ей на колени.
— Ма, — сказал он внезапно, — я бы с удовольствием вернул всевышнему все свои знания, только бы мне снова, как маленькому, спрятаться у тебя на коленях. Чтоб была у меня только ты, ты одна, и больше никого!
В его голосе слышалась такая усталость, такая глубокая тоска, что Анондомойи не только удивилась, но и сильно встревожилась. Она наклонилась к нему и стала тихонько гладить его по голове. Они долго сидели молча. Наконец Анондомойи спросила:
— В семье Пореша-бабу все в порядке, Бину?
Биной вздрогнул от неожиданности и смутился.
«От матери ничего не скроешь, — подумал он. — Она всех насквозь видит!» И не совсем уверенно ответил:
— Да, они все здоровы.
— Мне бы очень хотелось познакомиться с девочками Пореша-бабу, — продолжала Анондомойи. — Ведь сначала Гора был о них не особенно высокого мнения, и если они все-таки сумели его приручить, значит, они должны быть не такие, как все.
— Я тоже давно мечтал, — оживился Биной, — познакомить тебя с ними, но боялся, что Гора будет против, и потому молчал.
— Как зовут старшую? — спросила Анондомойи.
Последовало еще несколько вопросов и несколько ответов, но когда таким образом дошла очередь до Лолиты, Биной стал вдруг отвечать очень уклончиво. Анондомойи, однако, не захотела оставить его в покое.