Гадюка в сиропе
Шрифт:
Расчет меня не подвел. Паспорт лежал в той же коробочке из-под датского печенья. Я открыла первую страничку и ахнула.
Казин Андрей Константинович. На следующей странице – дата и место рождения. 29 сентября 1976 года, Москва. Ничего не понимая, я вертела в руках документ. Константинович!
А почему мы тогда зовем его Петровичем? Решив подумать об этом у себя дома, я быстро перелистала паспорт и нашла старый штамп прописки – «Новохерсонская улица, девятнадцать, квартира семь».
Пораскинуть мозгами на предмет странной истории с отчеством мне не удалось. Не успела
Смеясь и перебивая друг друга, ребята рассказали, как песик решил поиграть с дворовой кошкой.
– Улет, – тарахтела Лиза. – Она вызверилась, шерсть по всей спине пыром встала, пасть разинула и ну материться по-кошачьи.
– А потом, – добавил Андрей, – грабку протянула и как влепит Рамику промеж фонарей, полный прикол!
– Он бежать, – влезла Лиза, – котяра за ним и давай поджопники раздавать – бац, бац!
Я пропустила мимо ушей очаровательное слово «поджопники» и вкрадчиво спросила:
– Андрей, как твое отчество?
– А чего? – удивился парень, – зачем вам?
– Тут приходил курьер из «Билайн», – ловко выкрутилась я, – искал Казина Андрея Константиновича, наверное, ошибся адресом.
– Да я это, – засмеялся наш легальный бизнесмен, – я – Казин Андрей Константирович, небось счет приносил, бедолага.
– Зачем же ты нам Петровичем представился?
Андрей засмеялся:
– Вы сами мне кликуху дали, когда пришли в первый раз, чтоб Пингву из-под холодильника вытащил. Ну а я смущать не стал. Мне без разницы – Петрович, Константинович, хоть горшком назовите, только в печь не садите.
Я смотрела на него во все глаза. Ну кто мог предположить, что он настолько деликатен?
– Казин, Мазин, Пазин, – засмеялась Лиза, – какая у тебя смешная фамилия.
– Ой, – вздрогнула я.
– Что случилось? – одновременно спросили Андрей и девочка.
– Зуб заболел, – моментально соврала я, чувствуя, как невидимая рука стискивает горло.
– Надо к врачу, – посоветовал сосед.
Не в силах ничего сказать, я кивнула. Лиза права, к этой фамилии легко подобрать рифму – Казин, РАЗИН! Я нашла наконец человека, послужившего прообразом Степана, и этот человек вызывает у меня с каждой минутой все больше и больше подозрений.
Утром я уже совсем собралась ехать на Новохерсонскую улицу, когда раздался звонок в дверь. На пороге, улыбаясь, стоял Юра Грызлов.
– Ехал мимо, решил зайти. Ну как деятельность Ниро Вульфа? Нашла Емельяна Пугачева?
– Степана Разина, – коротко поправила я. – Я нахожусь на завершающем этапе, Лена скоро окажется на свободе.
Юра хохотнул:
– Ну, дай бог нашему теленку волка съесть!
Мы сели на кухне и выпили кофе. Юра начал жаловаться на то, что новая его книга отчего-то плохо раскупается.
– На мой взгляд, там слишком много секса и крови, – робко сказала я, – конечно, я ничего не понимаю в литературе, но являюсь, так сказать, профессиональным читателем и, знаешь, главного убийцу вычислила у тебя сразу.
– Да ну? – расстроился он. – Наверно, исписываться начинаю.
– Давно
Грызлов закатил глаза:
– Я родился в 1960 году, а первый рассказ написал еще в школе, классе во втором, так и поехало. Графоман, что поделать, ручки шаловливые так и тянутся к компьютеру.
– Ты закончил Литературный институт?
Он покачал головой:
– Нет, педагогический областной, он в то время носил имя Крупской.
– Как тебя угораздило туда документы подать? – изумилась я.
Юра махнул рукой:
– И не спрашивай. Я ведь не москвич, отслужил в армии и явился столицу покорять. В МГУ на филфак не попал, на журфак даже и соваться не стал, без шансов, туда только блатных брали. По дури в Институт международных отношений двинул, МГИМО. Думал, корреспондентом в Париже или Лондоне стану после окончания. Вот идиот. Естественно, на сочинении огреб двойку, тут мне добрый человек и посоветовал документы в пед подать. Мальчик, да еще после армии – самый их кадр. Я и попал на отделение дошкольного воспитания – в группе четырнадцать девочек и Юрочка. Классное время. Кавалеры наперечет, нас девицы на руках носили. Жил я в общежитии, так можешь представить, четырехразовое питание имел. Студенточки одна другой лучше готовили. Ну а потом в газете работал, малотиражной, «Московский метрополитен» называлась, потом книги пошли…
– Ты же писал вместе с Андреем Мальковым?
– Да.
– Трудно работать в паре?
– Нет, – улыбнулся он, – я сидел дома и стерег рукопись, а Мальков бегал по издательствам и пристраивал новый роман.
Я вытаращила глаза:
– Да ну?
Юра мягко взглянул на меня:
– Лампа, ты удивительно доверчива, даже обманывать не хочется.
Я посмотрела в его красивое породистое лицо. А он, наверное, добрый мужик и ловелас. Небось дамы падают вокруг охапками. Интересно, почему Грызлов не женат? Уж наверняка не из-за отсутствия внимания со стороны женского пола.
– Послушай, Ева, – неожиданно начал Юра.
– Как ты меня назвал?
– Ева. Прости, пожалуйста, но Лампа так по-дурацки звучит, и потом, я все время боюсь назвать тебя торшером или бра… из Евлампии великолепно получается Ева. Неужели никто до меня не додумался?
Я покачала головой:
– Нет, как только не звали – Лампуша, Лампец, Лампадель, Лампидудель, а один молодой человек долго величал Электролампой Андреевной. Ева! Надо же!
– Нравится? – тихо спросил Юра и взял меня за руку.
Его ладонь оказалась большой, уютной, теплой. Такие руки были когда-то у моего отца. Неожиданно в моей душе поселились спокойствие и какая-то уверенность – все будет хорошо.
– Какие пальцы красивые, – шепотом продолжал Грызлов, – длинные, аристократические, ногти, как миндалины. Терпеть не могу дам с маленькими, обломанными ногтями. А у тебя просто идеальная форма, хоть и не делаешь маникюр.
– Да, – согласилась я, чувствуя, как к щекам приливает кровь, – руки у меня замечательные, жаль только, что ноги подгуляли, стою как на лыжах, ношу тридцать девятый летом, а зимние сапоги вообще сорокового размера.