Гамбит смерти

Щепетнёв Василий

– В положении указано, что наличие международного коэффициента освобождает от взноса, - попытался поторговаться я.

– При условии, что он не ниже двух тысяч трехсот пятидесяти. Это мы решили позднее.

– Какова же величина взноса?

Он назвал сумму.

– Естественно, в рублях.

Конечно, в рублях. Будь у меня столько долларов, только бы ты меня, мил друг, и видел.

– Платить через банк?

– Да, разумеется. Впрочем, - он наморщил лоб, - сегодня истекает срок приема заявок, боюсь, вам не успеть.

– Что же делать?

– Вы отдайте деньги прямо мне, а я вам выпишу квитанцию.

– Извольте.

Рубли произвели свое обычное действие: с невольным вздохом он пересчитал купюры - так кошка с голодухи грызет, морщась, на огороде огурцы. Кажется, это сказал Черчилль. Вот какой я образованный.

– Сейчас заполню квитанцию, - денежки исчезли в сейфе, а вместо них у меня в руках оказалась бумажонка, девять на восемнадцать, с печатью.

– Пройдете в комнату четыре, там объявление на двери, оформитесь - и успехов вам.

В коридоре я еще раз осмотрел бумажку. Сколько их прошло через мои руки - контракты "АМИТР", акции му-му-му, сторублевки в кубышке, волею Павлова обращенный в мусор, кредитная карточка очень устойчивого банка. Правда, Русская Недвижимость шиш от меня получила. Опытный я стал.

Бумага еле-еле пахла горьковатым ароматом. Наверное, у директора в сейфе стоит бутылка шотландского виски. Хотя, если честно, теперь я не отличу "Двин" от "Нистру", кажется, все теперь делают на мебельной фабрике Урюпинска. Времена меняются, и коньяки вместе с ними.

Полчаса спустя я вышел из шахматного клуба полноправным участником опен-турнира "Аэро", первый приз пять тысяч долларов, сумма призовых - двенадцать. А подковерные мне не положены. Я же не знаменитость.

Весь вечер впереди. Свобода!

Роскошный клен багровел среди зеленых собратьев. Зрение шалит, или локальная осень? Я зажмурился, затряс головой.

– Плохо себя чувствуете?
– мягко спросил кто-то. Я открыл вежды. Добрый самаритянин лет шестидесяти внимательно смотрел на меня, в руках авоська с бутылками. Пустыми.

– Нет, ничего. Скажите, у этого дерева цвет....

– Дерева? А, это порода такая особенная, до войны их сажали, помню. Последний остался клен, остальные порубили.

Успокоил. И, чтобы удержать прохожего, я поинтересовался:

– Не подскажите, как на улицу Никольского пройти?

– Никольскую? Да мы на ней стоим. Какой дом нужен?

Я сверился с направлением оргкомитета:

– Десятый.

– Совсем рядом, вон, двухэтажный, желтенький. Видите?

– Спасибо.

Поспешил по делам самаритянин, побрел к домику вещей окраски и я. Ну, что делать, сегодня грустные мысли беспрестанно осаждают меня.

Гладкий с фасада, домик щерился полудюжиной дверей с тыльной стороны. Похоже, строился на одного хозяина, да уплотнили в бурях истории. Я прикинул, где прикрепят доску: "Здесь останавливался П.И.Денисов"

Нужная квартира - на втором этаже. Музыкальный звонок пропел что-то из Россини. Хорошо, не Бетховен.

– Что вам угодно?
– на пороге стояла дама бальзаковских лет, приятная во всех отношениях.

– Меня направили из оргкомитета - я протянул квиток.

– Заходите, пожалуйста, - она провела меня в квартиру.
– Надеюсь, комната вас устроит. Центр города, а тихо, будто в лесу.

Я огляделся. Быт помещика девятнадцатого века. Пузатенький комод, причудливый шкаф, горка, этажерка.

– Дед с войны привез, - пояснила дама.
– Карельская береза.

Я притворился знатоком.

– Как насчет соседей? не шумят?

– Сейчас я живу одна, -

нехотя ответила она.

– Мне подходит, - я глянул в окно. По газону с лаем бегал дурашливый пудель, пытаясь привлечь внимание шикарной колли.

– Хотите отдохнуть?
– любезно осведомилась хозяйка.

– Нет, пройдусь по городу. Вещи взять нужно из камеры хранения.

– Погода прекрасная, - согласилась хозяйка.
– Если меня не будет дома, ключ возьмете в шестой квартире, я предупрежу.

Славный летний вечер - зной ушел, дома вызолочены низким солнцем, и люди неспешно фланируют по главной улице. Я влился в этот ленивый поток и постарался беззаботно прошествовать до перекрестка. Получилось неплохо. Другой квартал. Здорово. Но не стоит злоупотреблять. Скверик, зеленый и чинный, соблазнил меня. Я уселся на скамье, окруженный приторно пахнущими цветами. Сзади зашумело, забурчало. Оказывается, включился фонтан. Забавно. Совсем как в далекой Африке. В обеденный перерыв, когда коллеги-французы тратили франки в ресторане, наслаждаясь европейской кухней и кондиционированным воздухом, мы, русские, экономили. Садились вокруг фонтана и вяло притворялись сытыми. Нищета преследовала везде, и за границей укусы ее были не менее болезненными, чем в России. Платили нам вполовину против французов, но на руки получали едва пятую часть. Остальное переводилось в банк - растите, проценты, большие-пребольшие. Потому и блюли диету, поражая всех в госпитале стройностью фигуры и замкнутостью поведения. А куда с нашими грошиками пойдешь после работы? Бассейны, бары и клубы трудящимся русским не по карману, надо же что-то прикопить на новенький "Форд", предел желаний. Купить, ввезти беспошлинно в Россию и тут же продать. Особо упорные мечтали о московской квартире, но кончали язвой толстой кишки из-за дрянной местной еды. Не каждый способен на подвиг. Я не выдержал режима, вступил в шахматный клуб - он дешевле прочих - и вечерами гонял партийки как с африканскими друзьями, так и со скрытыми агентами спецслужб, пытавшихся расставить капканы в дебрях ферзевого гамбита. На безрыбье я оказался порядочным раком. Даже защищал цвета клуба в дюжине матчей с шахматистами сопредельных стран, заработал международный коэффициент - казенную бумагу, оформленную и заверенную по всем правилам мировой бюрократии. Вот, пригодилась. Банк-то тю-тю...

Из журчания фонтана стали складываться обрывки фраз. Я поспешно встал. Нет, это всего лишь транзистор: на соседней скамейке бабушка крутила ручку настройки. Напрасно, старушка.

Я обошел фонтан; за ним оказалось кафе. Блины в сметане, кофе со сливками. За соседним столиком зашелестели разворачиваемой газетой. Со своего места я разглядел эмблему турнира - самолет, взмывающий в небо с шахматной доски. Интересно, отмечен ли факт пополнения славной когорты профессиональных шахматистов Денисовым Петром Ивановичем? Конечно, нет. Ха-ха.

Я покинул славного преемника общепита, росток будущей экономики, недовольный сам собой.

Перед входом в парк у стенда "Аэро-турнира" собралась кучка знатоков.

– Семнадцать гроссмейстеров, семнадцать!
– горячился почтенного вида эксперт.
– И какие имена - он, полуприкрыв в экстазе веки, перебирал фамилии. Именно таким я представлял царя Кощея над златом.
– Какие имена...

– Песок из твоих гроссмейстеров сыплется, - непочтительно возразил пятнадцатилетний интеллектуал.
– Идет новая волна, и победит вообще кто-нибудь, никому не известный. Что имена, нафталин.