Гамбит смерти

Щепетнёв Василий

Потрясенный столь глубокой прозорливостью, я отошел от спорящих. Неизвестный шахматист. Могила неизвестного шахматиста.

Я изо всех сил старался сохранить бодрое настроение: покатался на карусели, выиграл флакон одеколона в тире - вонючего, противного, - но свежесть покидала меня еще быстрее, чем капитал Россию. Пришлось идти на вокзал, вызволять чемодан.

За те десять минут, что мы добирались до моего пристанища, таксист успел сообщить последние новости открывающегося турнира. Сбылся проект

вдохновенного пророка О. Бендера. Все флаги в гости к Васюкам.

Хозяйки не было. Я не спеша распаковал чемодан. На стене отыскал незанятый гвоздик, повесил фотографию, на стол поместил книгу и бювар. Уселся на диван. Устроился.

В больнице сейчас - время процедур. В нашем "тихом" отделении - покой. Никакого шума, все лежат чинно, благолепно. Доктор Дима неслышно ходит по коридору. "Никто не знает своей судьбы - напутствовал он меня на прощание.
– Каким бы серьезным не было ваше состояние, нельзя отчаиваться. Мы мало знаем об этой болезни, и еще меньше - о возможностях человека. Препарат приостановит развитие вируса, дальнейшее - непредсказуемо. Прислушивайтесь к себе, организм подскажет, что делать..."

Укус Стачанского не прошел даром. Вирус попал в кровь, в мозг и множится. множится...

Я открыл коробочку с давудином, выкатил на ладонь капсулу, прислушался. Глотать? Организм молчал. Значит, глотать.

Отдохну. Мне отдыхать полезно. Назойливая муха неосторожно пролетела рядом. Цап - и в кулаке. На это я теперь мастер - мух ловить.

Щелкнул замок. Хозяйка вернулась. Я подремывал. Деликатный стук в дверь - и Зоя Федоровна заглянула в комнату:

– Я не помешала?

– Нет, нисколько.

– Идемте чай пить, я мигом заварю.

Мы прошли в кухоньку.

– Я даже не познакомилась с вами как следует. Кроме фамилии ничего и не знаю.

Я пожал плечами:

– Незначащий червь мира сего и недостоин внимания великодушных особ.

– За правду пострадали?
– подхватила Зоя Федоровна.

Я рассмеялся. Приятно встретить образованную особу.

– Вы на турнир приехали?

– Точно.

– Играть или судить?

– Играть, играть, дражайшая Зоя Федоровна. Выигрывать.

– Вы сильно играете?

– Самому страшно, как сильно.

– Мастер спорта?

– Берите выше.

– Неужели гроссмейстер?

– Эх, сударыня, что гроссмейстер. Я - третий призер Президентского клуба.

– Какого-какого?

– Президентского. В одной африканской стране президент шахматы любит. Хобби номер два. Лучший друг шахматистов. Никто больше так шахматы во всей Африке не любит.

– Умный, наверное, человек. А первым номером у него что?

– Бомбометание. Садится за штурвал самолета и - напалмом по деревням. Справедливый человек, не только повстанцев жег, а и своих,

кто подвернется.

– Какие вы страсти рассказываете, - загрустила она.

– Увы... В поисках покоя я и прибыл в ваш город. Счастья искать.

– Город у нас хороший. Жизнь плавно идет, почти по старому.

– Спасибо за чай, Зоя Федоровна. Я пойду, отдохну. Завтра игра, знаете ли.

Душ, лампа под зеленым абажуром, "Телефункен" мурлычет на подоконнике, верно, тоже дедушкин трофей. Уют.

Зачем я здесь? Скучный, насквозь искусственный, мысли вычурные, засахаренные немилосердно. Делайте мне красиво.

Лампа мягко погасла. За окном - щедрая августовская россыпь звезд. Я пригляделся. Сатурн, опоясанный кольцом, висел над городом, спирали галактик оживляли небосвод. Не хватало подписи под созвездиями.

Никуда не деться. Изъеденный вирусом мозг бредил наяву. Я лег на хрустящую простыню, вслушиваясь в прибой кровотока в ушах. Море. Я гулял по Куршкой косе в кривом сосновом лесу, а рядом в редком кустарнике мелькала серая волчья спина.

2

Зал гудел роем злобных не по сезону мух, яростных, кусачих.

Распорядитель сверился со списком.

– Денисов, Денисов...
– он водил пальцем по строчкам, укоризненно хмурясь.
– А! Зайцев - Денисов, столик семьдесят три, - он победно поднял голову.
– Семьдесят три, верно. Вас проводят, - распорядитель подозвал мальчугана с красной повязкой на рукаве.

Разгороженное шнурами пространство походило на испытательный лабиринт. Лабораторной крысой плелся я за мальцом, а тот уводил меня куда-то в угол, за колонны. Отыскав моего томящегося соперника, он оставил нас.

Часы оттикивали седьмую минуту моего времени. Белая королевская пешка с вызовом стояла впереди всех.

Я извинился, сел, внимательно осмотрел соперника. Эффектного кроя белый костюм, на лацкане пиджака - мастерский значок. Для него турнир - работа, хлеб. То-то расстроится...

Очень улучшенная защита Стейница. До восьмого хода я отдавал отчет в своих намерениях...

...Моросящий дождь заставил искать укрытия. Беседка, увитая темно-зеленым плющом, манила запущенностью. Я осторожно глянул внутрь. Тихие-то мы тихие, а вдруг?

Одинокая фигура шевельнулась в плетеном креслице.

– Не потревожил?
– спросил я.

– Чего уж там, - приветливо кивнул он. Бесформенная больничная пижама не могла скрыть худобы. На коленях - раскрытый блокнот.
– У вас ручки не найдется?

– Нет.

Дождь брызгал на коротко стриженые газоны.

– Незадача, - он озабоченно защелкал языком и с ожесточением зацарапал шариковой ручкой по бумаге.
– Не пишет, совсем не пишет, - он порывисто встал, подошел к выходу, выглянул.