Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу
Шрифт:
Молодой офицер скоро увидел: Элис влюбилась в него. Он был потрясен. Элис не отпускала его от себя. Все считали офицера ее любовником. Но она ничего ему не обещала. Просто радовалась его обществу и держала в непрестанном напряжении. Для офицера это стало невыносимо. И вот однажды в номере Элис он упал перед ней на колени и со слезами стал умолять — дозволить хотя бы поцеловать ее ноги.
— Целуй, пожалуйста, — сказала она с некоторой робостью.
Моряк снял с Элис туфельки и припал губами к ее ногам. Потом вскочил, и через секунду она оказалась в его объятиях. Элис сразу побледнела и увяла. Офицера била дрожь. Он надеялся, что его поцелуи разбудят Элис. Но вместо этого она заплакала и опустилась на колени; теперь она лежала перед ним, всхлипывая. Офицеру пришлось покинуть прекрасную даму.
Нет, он не мог этого вынести. Элис спросила:
— Почему ты меня бросаешь?
— Жизнь рядом с тобой невозможна, Сильвейн.
— Но ведь мы вместе, и это так прекрасно. Разве тебе мало, что я тебя целую?
Как она обращалась с ним! Играла, подобно маленькой девочке.
Молодой человек решил, что с этим пора кончать. Как-то раз в номере Элис он с силой притянул ее к себе, бросил на постель. Удар кулаком в висок заставил офицера отпрянуть, у него закружилась голова. Элис завизжала:
— Уходи!
Офицер изрыгнул проклятье, плюнул и ушел.
Таков был финал истории Элис и морского офицера, бледной тени Глена. Сильвейн жила как вздумается, ничего заранее не решая. Словно лунатик, двигалась она по сцене, только что открытой ею.
Она стала цветущим лугом, над которым, жужжа, кружились рои пчел. Когда первый из ее поклонников заключил Элис в объятья, она не просто отдалась ему, она забыла себя, растворилась в нем. Она была всего лишь олицетворением женской стихии, носившей имя Сильвейн. Никого из своих возлюбленных она не удерживала, и никто из них не мог удержать ее.
Мужчины были с ней счастливы. Но скоро к ним приходило прозрение: Сильвейн никого не любила.
Для Элис наступило ясное, спокойное время. Сюзанна часто сопровождала Сильвейн, она была у нее чем-то вроде квартирмейстера и гофмаршала.
Все разговоры Сюзанны вертелись теперь вокруг денег. Она отказалась от своей должности на адской кухне. Перешла на содержание подруги Сильвейн. Элис-Сильвейн брала деньги со своего банковского счета, который таял не по дням, а по часам. Но Элис ничего не подсчитывала. Она не разрешала Сюзанне заглянуть в свой счет и не заглядывала в него сама. Жила так, словно обладает совершенно неограниченными возможностями.
И вот наступил второй период. Подобно цветущему дугу, Сильвейн стала доступна многим, пчелы вкушали ее сладость, она дарила им блаженство. Однако теперь это захватило и ее, у нее появилась нетерпеливость, нервозность, она жаждала удовольствий, новых встреч, мужчин, наслаждения.
Мне что-то не по себе. Я не могу остановиться.
Элис чувствовала себя пьяницей, который никак не может утолить жажду. Она жаловалась Сюзанне:
— Я сама себе не нравлюсь. Я иссушаю себя, довожу до изнеможения. Со мной творится неладное.
Сюзанна смеялась над подругой: человеку необходимы перемены, периоды спокойной жизни и периоды рассеянной.
Сильвейн запудривала черные круги под глазами и послушно глотала укрепляющие средства, которые давала ей Сюзанна.
Разве я и впрямь свободна, Сюзанна? Разве человек, снедаемый лихорадкой, бывает свободен?
Сюзанна, врач Элис, хитрый врач, хохотала и успокаивала приятельницу. Она чувствовала: Сильвейн-Элис боится, что чары рассеются и на смену им придут пустота и страх.
Однажды, лежа в объятиях какого-то мужчины, Сильвейн подумала:
«Я умираю. Пусть кто-нибудь прикончит меня».
В погоне за гибелью
Перед ней было море и звонки колокольчика ярмарочного зазывалы. Он приглашал подойти ближе.
Элис лежала на краю пропасти и пристально глядела в глубину. Кто я — Элис, Сильвейн? С меня спадает одна маска за другой, лорд Креншоу, наверное, переживал то же.
Трясина. Я увязла в трясине. Когда я задохнусь?! Сколько времени надо человеку, чтобы отдать богу душу? Как хорошо было бы, если бы каждый мог по своей воле перестать дышать. Тогда не пришлось бы ждать смерти.
В погоне за гибелью.
Элис подстегивала себя, подстегивала то, что в разговорах с неизменно веселой, ироничной Сюзанной она называла своим «бренным телом»; она высматривала человека, который умертвит, зароет это бренное тело.
Сюзанна понимала, что богатая англичанка накануне разорения, и приготовилась нанести ей удар. Воспользовавшись безучастностью и безразличием Элис, она попросила у нее «взаймы» крупную сумму для создания института красоты. Если бы Элис предложили отдать все ее деньги, она согласилась бы и на это. Она была на краю пропасти и мечтала, чтобы кто-нибудь столкнул ее.
После этого Сюзанна… исчезла.
Нашелся молодой незаурядный циничный банкир, большой любитель женского пола, который взял на себя заботу о Сильвейн. Из Парижа они переехали в Канн.
Банкир был сильнее Элис, ей пришлось приспосабливаться к нему. Через какое-то время в Канне он уступил свою любовницу приятелю. За деньги. Однажды он поздно вернулся домой, он сильно проигрался. Элис он не сказал ни слова, просто исчез на несколько дней. И тут вдруг появился усатый, малосимпатичный господин небольшого роста, поляк. Поболтав некоторое время с Элис, он дал понять, какого рода сделку заключил с ее другом. Элис сумела отбиться от поляка. Он пришел еще раз, разгневанный, и повторил свои атаки. Этот человек счел, что его обманули. Когда банкир снова появился на горизонте, выяснилось, что он в высшей степени доволен Сильвейн. Неудача поляка позабавила его. Здорово он его одурачил.
Мягкий летний вечер, терраса гостиницы на берегу моря. Потягивая вино, постояльцы обличали пороки общества. Банкир сказал:
— Человек способен на все. Мы живем в такое время, когда законы не соблюдаются. Почему? Наука открыла, что именно придает этим soi-disant [25] законам незыблемость. Слово, которое возвестил человек, обладающий властью, вызвало эти законы к жизни и придало им силу. Все это расхожее средство для устрашения тех, кто дает себя устрашить.
25
Так называемым (фр.)