Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу
Шрифт:
Два дня Эллисон пролежал без сознания, потом начал бормотать что-то. Чуть позже узнал Элис.
День и ночь она молилась и плакала.
Она молилась и молила. Ах, только бы спасти его, вытащить из объятий костлявой! Она нарочно истязала себя. Мечтала принести себя в жертву — не жить ни часа, если он расстанется с жизнью.
На ее глазах Гордон очнулся от забытья. Когда он узнал ее, она не в силах была сдержаться, закричала у его кровати: это был крик, да, крик раскаяния, боли, радости, надежды, веры, сомнения, благодарности. Пришла сиделка и увела Элис.
Немного успокоившись у себя в комнате, Элис закрыла дверь и встала на колени у постели. Она требовала от всех богов, от всех сил небесных,
Безмолвное многочасовое сидение у его постели, а позже разговоры, длившиеся два дня.
Впервые Элис говорила с Гордоном по душам. Впервые Гордон говорил с Элис по душам. Ничего не надо было выяснять.
Нас разделяла дверь, ты стояла по одну сторону, я — по другую.
Мы бились об эту дверь. Каждый из нас слышал стук другого, но дверь не открывалась.
Железная дверь, неподъемная, неподвижная.
Мы не могли ее открыть. Да, мы не могли. Теперь она распахнута. И мы нашли друг друга в таком виде, но все же нашли. Никогда не поздно.
Даже если наша жизнь продлится хоть секунду, цель достигнута.
— Почему мы не воссоединились, Гордон? Потому что я не хотела.
— Сейчас мы обретем покой, Элис. Наконец-то, наконец-то настал мир. Ах, Элис, я хотел бы еще пожить. Мне надо поговорить с Эдвардом. Я должен сказать, что никогда не сердился на него. Пусть простит меня. Хоть бы он простил меня. О Элис, ты в силах молиться. Помолись, чтобы я его увидел, протянул ему руку и сказал, как я его люблю. Боже, как я стыжусь теперь самого себя.
— Не терзайся, Гордон. Для него будет счастьем услышать эти слова. Я его знаю.
— Он твой сын.
— И твой, Гордон. Ты ведь сам понимаешь. Я была озлоблена, хотела, чтобы Эдвард принадлежал только мне одной.
— Даже если бы нас не связывали кровные узы, все равно он был бы мой сын. Он мой сын и знает это и потому нападал на меня, живя дома. Я хотел бы сказать Эдварду, сказать хоть раз, что я к нему привязан и всегда был привязан. Неужели я никогда не смогу это сказать?
Дни шли. Гордон лежал в гипсе. Врачи стали приходить чаще. У него начался жар. Элис все поняла. Но она не сдавалась. Бодрствовала и читала молитвы. Запретила себе плакать.
— Давай, Гордон, помолимся вместе. Сложи руки. Молись со мной… Мы раскаиваемся в том, что были такими. Искренне, от всей души, мы раскаиваемся в своей дурной жизни… Давай, сложи руки вместе. Мой дорогой. Повторяй: «Отче наш, иже еси на небесах!..» Он наш отец, наш отец. Он знает, что с нами происходит. «Да святится имя Твое…
Да приидет Царствие Тво…е» Оно должно прийти. Оно придет, когда мы очистимся от скверны и опять станем его детьми, детьми Господа. «Да будет воля Твоя и на земле, как на небе…» Да, мы хотим, чтобы была его воля, хотим повиноваться ему. Мы хотим отдать ему наше тело и душу, ибо только он властен над нами. «И прости нам грехи наши…» Ах, я молю, мы оба молим, мы униженно просим: прости нам наши ужасные прегрешения. Он простит, ведь иначе он не был бы нашим отцом. Он это сделает. Ты же знаешь, для того чтобы на нас снизошла благодать, он пожертвовал своим единственным сыном, нашим спасителем, дивным отпрыском девы Марии. А Иисус ради нас, ради тебя и меня, дал распять себя на кресте. Можешь ли ты представить себе больший подвиг? Неужели ты не осознаешь это, Гордон? «Как и мы прощаем должникам нашим…» Это ты мне прощаешь, вижу, чувствую. Да и я, я… тоже прощаю тебе все то плохое, что ты мне не сделал. Ты мне не сделал ничего плохого, ты не мой должник… Поскольку Бог простит нам грехи наши, поскольку мы просим его об этом, Эдвард нас тоже простит; он и меня простит, Бог об этом позаботится. «И не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого».
Молись, Гордон, со мной, шевели губами. Ты понимаешь, что я говорю? Если ты будешь повторять за мной эти слова, я почувствую себя совершенно счастливой.
Она не успокоилась до тех пор, пока он не произнес слов Евангелия с ней вместе. А потом она отчаянно разрыдалась у его постели и выбежала из палаты.
В тот вечер он казался бодрее. Возможно, потому, что его лихорадило. Опять он перевел разговор на Эдварда, на то, как ему хотелось бы, чтобы тот был рядом. Вина перед Эдвардом гнетет его. Он вспомнил длинные вечера, когда они рассказывали Эдварду разные истории, пытаясь развеселить его. Но Эдвард умел толковать эти истории по-своему, его суда нельзя было избежать.
— Гамлет — он, я — король, а ты — Гертруда.
О, мерзок грех мой, к небу он смердит, На нем старейшее из всех проклятий — Братоубийство!В полузабытьи больной продолжал:
Мой милый Дамон, о, поверь, На этом троне цвел Второй Юпитер; а теперь Здесь царствует — павлин.Элис похлопала Гордона по руке, вернула к действительности. Тогда он стал вспоминать пространную историю о трубадуре.
— Какие прекрасные стихи, Элис. Те, что написал Суинберн:
There lived a singer in France of old By the tideless, dolorous midlandsea— Помню.
— Певец любил женщину, которую никогда не видел, никогда в жизни не видел.
Гордон сжал пальцы Элис. Ему приходилось все время смотреть прямо перед собой, гипс лишал его возможности повернуть голову. Элис прижалась лицом к его руке. Но он продолжал бормотать:
— И случилось так, что на трубадура напала неодолимая тоска по принцессе, охватила бурная страсть. Он взял крест и отправился к ней в далекие края. Но на корабле трубадур заболел.
— Тебе вредно говорить, Гордон, дорогой мой. Я знаю это стихотворение.
— Ты знаешь его… И рыцаря отнесли на постоялый двор в Триполи. Там, вдали от родины, он, недвижимый, лежал в незнакомой комнате. Но вот пришла принцесса, которую он никогда не видел. И он увидел ее.
Элис:
— Знаю, Гордон. Это — правда. Потом она заключила его в объятия, как это делаю я, прильнула к его губам и больше не отпускала.
Элис обняла Гордона. Когда она поднялась, его губы были полуоткрыты, а глаза остекленели. Она знала, что так будет, еще до того, как приблизила свое лицо к его лицу.
Элис упала на пол рядом с кроватью Гордона.
Прощание через Ла-Манш
Несколько дней Элис с полным самообладанием улаживала неотложные дела. Гордон выразил желание быть похороненным у себя на родине, в Англии. Элис договорилась о том, чтобы тело перевезли через пролив. Дала телеграмму своему брату Джеймсу о том, что Гордон умер от несчастного случая и что его тело переправляют в Англию. Пусть Джеймс встретит гроб в порту и позаботится о погребении. Он же должен заплатить за перевозку и оповестить детей. Элис сопровождала гроб до Кале, она была в черном платье, на лице — густая черная вуаль. Взошла на паром и спустилась вместе с гробом вниз. Там она упала на гроб и лежала до тех пор, пока ее силой не увели. Паром дал гудок к отправлению.