Гана
Шрифт:
Нарочно! Он выпустил пинцет, вскочил, и лупа выпала из глаза. Карел выбежал из мастерской и непривычным для себя быстрым шагом припустил вверх по лестнице. Тут он услышал, как кто-то тяжелой поступью спускается сверху, и увидел Зиткову с тазом выстиранного белья в руках.
— Вы знаете, что у вас на чердаке мыши? — набросилась она на него и поставила таз на пол.
— Мыши? — повторил Карел.
— А может, и крысы, я точно слышала, как они там бегают. Ни за что там не буду вешать белье. Тут всего ничего, натяну веревку на кухне, если не возражаете.
—
— Я так испугалась, что чуть в панталоны не напрудила, — не унималась Зиткова, явно так взволнованная присутствием грызунов в доме, что забыла, что в приличном обществе о таких вещах не говорят.
— Я сейчас же поставлю там ловушки.
Карел закрыл за собой дверь и нерешительно переминался с ноги на ногу, потому что мышеловки лежали где-то в кладовой, а Карел не хотел сейчас тратить время на поиски. Через кухонную дверь доносились приглушенные жалобы пани Зитковой, но поскольку ничего не предвещало, что домработница осмелится вернуться на заселенный грызунами чердак, он бросился на третий этаж, а потом по крутой лестнице на чердак. Приподнял люк и огляделся. Всюду было тихо. Чердак выглядел абсолютно пустым.
— Роза? — прошептал Карел, но ответа не последовало. Он забрался наверх, захлопнул люк и чуть громче повторил:
— Роза, отзовись. Это я, Карел.
Потом заметил сброшенное на пол одеяло и окно над пустой кроватью. Оно было открыто. Он вспомнил совет, который дал Розе, когда устраивал ее на чердаке, и от вросших в деревянный пол ног по всему телу разлилась паника. Он, пошатываясь, подбежал к кровати, схватился за раму окна и собирался с духом, чтобы подтянуться и выглянуть наружу.
Что он там увидит? Розу, распростертую на плоской крыше соседнего дома? И как он ее оттуда незаметно заберет? Нельзя же ее там оставить лежать весь день. А если она сильно разбилась? Хватит у него силы ее затащить на чердак? А что, если дела обстоят еще хуже? Вдруг Роза сорвалась и скатилась вниз на соседский двор или на улицу? Тогда она точно разбилась насмерть! И как ему только в голову пришло советовать ей такой вздор? Лучше бы он держал язык за зубами!
Он встал на кровать и выглянул наружу. На крыше пусто. Это может значить только…
— Я не смогла подтянуться, — раздался голос у него за спиной. — У меня не хватило силы.
Роза сидела на дне платяного шкафа, глаза у нее были заплаканные.
Карел Карасек не помнил, чтобы когда-нибудь чувствовал такое облегчение. Он опустился на колени рядом со шкафом и крепко прижал к себе Розу. Он сам не понимал, когда это случилось, но свои дни без Розы уже не представлял.
— Та пани меня видела, — сказала Роза, и Карел спустился с небес на землю. — Она стояла возле люка и смотрела прямо на
Хотя Карел дрожащую и без конца извиняющуюся Розу успокаивал, что пани Зиткова точно ее не выдаст, сам он не был в этом уверен. Укрытие евреев каралось расстрелом, и для тех, кто знал про укрываемых и не заявил на них, тоже. Пани Зиткова, конечно, не сту-качка, но у нее большая семья. Вдруг она рассудит, что своя рубашка ближе к телу?
Размышляя так, Карел Карасек вернулся на кухню. Даже из-за закрытой двери он слышал сетования пани Зитковой, что само по себе звучало очень необычно, потому что изнуренная тяжелым трудом домработница обычно была скупа на слова, словно не хотела зря расточать свои силы. Карел остановился на пороге, вздохнул поглубже и решительно стиснул ручку двери. Ничего не поделаешь, нужно поговорить с Зитковой, объяснить ей, что у них не было другого выбора и пришлось взять к себе Розу. Может, ему удастся надавить на ее материнские чувства.
Белье кое-как висело на натянутой над плитой веревке, а Зиткова как раз запихивала свой фартук в потрепанную сумку.
— Пауки мне не страшны, даже змей я не боюсь, но мышей терпеть не намерена. Фу. — Она вздрогнула. — Сейчас они на чердаке, а через несколько дней будут в кладовке и по всему дому. — Она обернулась к Карелу. — Я вот тут вашей матери говорю, что я бы не удивилась, если у вас в подвале водятся крысы. Река тут близко, в подвалах влажно, эти твари любят влажность. Наверняка они и по первому этажу бегают. Нет, пан Карасек, в таком доме я не могу хозяйничать. Не сердитесь, но нет. Этой нечисти я ужасно боюсь. Стирать я для вас буду, пожалуйста, но на уборку найдите кого-нибудь другого.
Она решительно закрыла сумку, и будто не могла дождаться, когда покинет стены этого дома, выскочила, как ошпаренная, за порог.
— Расплатитесь, когда я приду за бельем, — крикнула она снизу и ретировалась.
Карелу Карасеку оставалось только надеяться, что пани Зиткова будет придерживаться своего решения, будто она видела именно крысу, до тех пор, пока эта ужасная война не закончится.
Носки, которые Роза вязала долгими днями на холодном чердаке, а после увольнения пани Зитковой и вечерами на кухне, на Рождество 1943-го тоже не порадовали тех, кому были предназначены. Они перекочевали в нижний ящик шкафа в спальне, которую уже к тому времени Роза делила с Карелом Карасеком.
Как и предполагала пани Людмила в те дни, когда еще была способна планировать будущее и видеть в жизни какой-то смысл, двое молодых людей, живущих под одной крышей и отрезанных от окружающего мира, рано или поздно сблизятся или начнут друг друга ненавидеть. В случае с Розой и Карелом, к счастью, случилось первое.
Розе нравилась рассудительность, с которой Карел подходил ко всякому решению и которую многие — включая его собственную мать — принимали за нерешительность. Тишина, которая его окутывала, производила на нее приятное впечатление, а спокойный тон его голоса давал чувство безопасности.