Гарем.Танцующая в лунном свете

jasmin12

Сердце заныло. Он больше не хотел здесь оставаться.

Ахмад поднялся на крышу. Ему нужно было воздуха, чтобы наконец спокойно и ровно дышать. Забыть явь, как сон…

Изящная фигурка смутно выделялась на фоне неба.

Нилима здесь! Он нашел ее.

Девушка, в неприлично дешевом, мятом и не новом шальвар-камиз, совсем не по фигуре, сама бросается ему навстречу. Обнимает горячими руками, доверчиво спрятав лицо на его груди. Потом слегка отстраняется и смотрит огромными очами, доставая до самых глубин его души.

—

Я совсем одна. Не бросай меня навсегда. Только мгновение будь со мной прежним Ахмадом, моим возлюбленным принцем. Мне хватит этой милости до конца лет. А если захочешь — скажи, и я шагну с этой крыши в свой последний путь. Ведь знаешь, в аду нельзя даже умереть… Так как же мне боль из сердца прогнать, любимый? Забери сейчас мое сердце, оно и так принадлежит тебе. Себе я ничего не оставила.

Ахмаду стало нестерпимо стыдно. Для него было очень мучительным пробуждение совести, ведь перед глазами, как в зеркале, отразилось все, что он сотворил в этот роковой день. И вот он неуклюже прижал к себе Нилиму, как трехлетний малыш ненаглядную игрушку. Пусть хоть кто попросит, ни за что не отдаст.

Звенящий голос муэдзина призывал к молитве. С блестящими от слез глазами они отстранились друг от друга, чтобы замереть на несколько покаянных мгновений.

Поблизости от родительского дома стояла санитарная машина. Молодцы в спец форме шарили фонариками по окрестностям. Нилима крепче сжала его руку и, уткнувшись в плечо, попросила:

— Не отдавай меня им…сумасшедшие женщины грязно приставали ко мне, трогали везде…я это не люблю, мне не нравится.

– Идем, — решил Ахмад. Нилима на секунду замерла, но последовала за ним. Только пальчики заерзали по ладони Ахмада, что он и почувствовал.

— Что вы потеряли? — грозно спросил он у озабоченных сотрудников.

— Сумасшедшая сбежала, мы ее ищем, — с готовностью ответил один из них. И буквально впился взглядом в на­стороженную Нилиму. Но Ахмад, смерив его леденящим взором, более чем убедительно заявил:

— Никаких психов здесь нет. И ваше присутствие крайне неуместно. Всего хорошего!

Он повел Нилиму прямо к дому, ни разу не обернувшись.

Там его ждали. Извинившись перед Рошаном и проводив его, родители не желали пропустить возвращения не­путевого сыночка. Он явился, надменный и неприступный внешне, как и всегда.

— Я хочу, чтобы она жила в этом доме, — объявил Ахмад, вскинув голову и достаточно громко, чтобы услышали ро­дители, обозревающие его с верха лестницы.

— Жила в качестве кого? — грозно спросил Орхан, в душе все еще продолжая субъективно любоваться непреклон­ным нравом, отчаянной смелостью и яркой мужской гордостью, сияющей в прекрасных глазах Ахмада и во всем его облике.

— Как моя возлюбленная!

Зубейда ахнула. Она уже готова была накричать, но Орхан упреждающим жестом остановил супругу. Потому что сын был уже на грани.

— Вот как… Сын впервые привязался к девушке. Мне это даже нравится. Может, и за ум возьмется? Будь по-твое­му,

Ахмад. Но не обольщайся: в твоих комнатах она будет находиться как можно реже. Идите, разговор закон­чен.

Ахмад с довольной улыбкой увел Нилиму.

— Пусть, — завершил Орхан. — Чем бы дитя не тешилось. Чувствую, в этом случае не будем жалеть. Меньше, чем че­рез неделю, он сам ее прогонит и забудет. Хотя бы будет перед глазами.

Теперь Ахмаду пригодился наряд, купленный для очередной подружки, которую он бросил прежде, чем успел одарить. На руках он отнес Нилиму в пенную ванну. Розовые и голубые воздушно-мыльные пузырьки покрыли тело девушки, как сверкающее сказочное кружево. Его руки скользили по ее коже. Но Ахмад чувствовал в душе только нежность. Как к первому весеннему цветку.

Он сам одел ее, с легкостью справившись со всеми завязочками и пуговичками. Усадил на ковер и сам устроился рядом. Взбил потяжелевшие длинные волосы Нилимы, подсушивая их пушистым полотенцем.

А потом пришла мама. И сказала, что место девушки в комнате для гостей. Ахмад все же согласился.

Айна без церемоний запрыгнула к ней на постель и оценивающе приподняла подбородок Нилимы двумя пальца­ми, чтобы получше разглядеть ее лицо. Захра более скромно, но так же решительно, присела на край кровати.

— Ты очень любишь нашего брата?

Нилима молча кивнула.

— Как давно?

— Как только увидела, когда еще была маленькой.

Но тут госпожа Зубейда прогнала их спать: время было позднее. Она принесла Нилиме теплое молоко с минда­лем. Увидев стакан в ее руках, девушка, побелевшая от ужаса, прижалась к спинке кровати.

— Выпей! — Зубейда, не понимающая такой реакции на любезность, старалась выглядеть еще мягче.- Почему ты так боишься меня? Выпей молоко.

— Если выпью…в этот раз, — напряженно произнесла Нилима.- Я смогу еще увидеть принца Ахмада?

— Принца-нет, — улыбнулась Зубейда. — Но на моего сына Ахмада с утра еще успеешь налюбоваться.

Она почувствовала прилив невероятной нежности к этой девушке. Хотя всегда была уверена, что уж к снохе-то непременно будет ревновать любимого сыночка. Погладила ее золотистые волосы. Намного младше Ахмада. А сейчас и вовсе выглядит испугавшейся девочкой.

— Спокойной ночи, Нилима.

Ахмад пришел к ней раньше, чем наступило утро. Постучал в окно. Нилима не спала и открыла ему. Но Ахмад не стал забираться в комнату, а позвал ее в сад.

Подхватив крепкими руками Нилиму за талию, он осторожно поставил ее на ухоженную траву, пестреющую цве­тами с тонким ароматом. Ничего не говоря, он повел ее дальше. А потом остановившись, сказал:

— Не бойся меня. Сейчас я не сделаю тебе ничего плохого. Если холодно — будь поближе!

Она охотно прижалась к его плечу.

— Нилима, я не всегда был сволочью. Дети не рождаются грешниками. А я уже много чего успел натворить. Про­сти меня, если сможешь.

— Если бы не любила, то прокляла.