Гарри Поттер и Орден Феникса
Шрифт:
— Ведьма, старая злая ведьма! — прошептала она, когда Амбридж подошла к Пэнси Паркинсон. — Я понимаю, что ты задумала, гнусная, злобная, испорченная…
— Ну так вот… — Хагрид изо всех сил старался поймать потерянную мысль, — да, фестралы. Да. У них много хороших качеств…
— Как вам кажется, — громко спросила Амбридж у Пэнси Паркинсон… — вы в состоянии понимать речь профессора Хагрида?
У Пэнси Паркинсон, как и у Гермионы, были слёзы на глазах — только она давилась от смеха и поэтому едва смогла выговорить:
— Нет… потому что… это… большей частью…
Амбридж записала в блокноте. Неповреждённая часть лица у Хагрида побагровела, но он старался вести себя так, как будто не слышал ответа Пэнси Паркинсон.
— Да… Хорошие качества фестралов. Когда ты их приручил, как этих, ты уже никогда не заблудишься. Изумительно ориентируются — только скажи им, куда тебе надо…
— Ну да, если они понимают твою речь, — громко заметил Малфой, и Пэнси Паркинсон снова согнулась пополам от смеха.
Амбридж посмотрела на них снисходительно и повернулась к Невиллу.
— Вы видите фестралов, не так ли, Долгопупс?
Невилл кивнул.
— Кто при вас умирал? — равнодушно спросила она.
— Мой… мой дедушка.
— И что вы о них думаете? — Она показала короткопалой рукой на лошадей, которые уже обглодали половину коровьей туши почти до костей.
— Ну… — нерешительно начал Невилл и оглянулся на Хагрида. — Ну… они хорошие…
— «Ученики… запуганы… настолько… что… не признаются… в своём страхе», — декламировала свою запись Амбридж.
— Нет! — Невилл был явно расстроен. — Нет, я их не боюсь!
— Ничего, ничего, — сказала Амбридж, похлопав Невилла по плечу и изобразив понимающую улыбку, которая показалась Гарри злобной гримасой. Она повернулась к Хагриду и опять заговорила громко и раздельно: — Ну что ж. Я достаточно тут увидела. Вы получите (с таким жестом, как будто взяла что-то из воздуха) результаты инспекции (показала на блокнот) через десять дней. — Она растопырила десять кургузых пальцев и с широкой, ещё более жабьей, чем прежде, улыбкой двинулась прочь, оставив позади себя хохочущих Малфоя и Пэнси Паркинсон, трясущуюся от ярости Гермиону и растерянного, огорчённого Невилла.
— Подлая, лживая, старая горгулья, — бушевала полчаса спустя Гермиона, когда они возвращались в замок по коридорам, ими же протоптанным в снегу. — Вы поняли, к чему она клонит? Это её помешательство на полукровках — хочет представить Хагрида каким-то безмозглым троллем, а всё потому, что у него мать была великанша… Нечестно — урок был совсем не плохой… Конечно, если бы опять соплохвосты… а фестралы славные — в смысле, для урока то, что надо.
— Амбридж сказала, они опасны, — возразил Рон.
— Хагрид и сам сказал, что они умеют за себя постоять. Думаю, обычный преподаватель, вроде Граббли-Дёрг, не показал бы их нам раньше, чем к экзаменам на ЖАБА, а они ведь интересные, правда? Кто-то их видит, а кто-то — нет. Хотела бы я их увидеть.
— Неужели? — тихо сказал Гарри.
До неё только теперь дошёл страшный смысл её слов.
— Ой, Гарри… извини… конечно, нет, какую глупость я сморозила.
— Бывает, не огорчайся.
— Я удивляюсь, сколько народу их видит, — сказал Рон. — Смотри,
— И мы удивляемся, Уизли, — раздался позади злорадный голос. Неслышно ступая по снегу, позади них шли Малфой, Крэбб и Гойл. — Если бы при тебе кто откинул копыта, может, ты и квоффл увидел бы?
Они с гоготом прошли вперёд и через несколько минут затянули: «Уизли — наш король». Уши у Рона стали алыми.
— Не обращай внимания, не обращай внимания, — приговаривала Гермиона.
Она вынула волшебную палочку и заклинанием включила горячий воздух, чтобы растопить в снежной целине тропинку к теплицам.
Пришёл декабрь со снегопадами и целой лавиной домашних заданий для пятикурсников. С приближением Рождества обременительнее стали и обязанности старост для Рона и Гермионы. Они надзирали за украшением замка («Ты вешаешь мишуру, а Пивз взялся за другой конец и пробует ею же тебя задушить», — говорил Рон), следили за первокурсниками и второкурсниками, чтобы на переменах они не выбегали на мороз («До чего же нахальные сопляки — мы на первом курсе не были такими грубыми», — говорил Рон) и посменно патрулировали коридоры с Аргусом Филчем, решившим, что предпраздничное настроение приведёт к массовым дуэлям юных волшебников («У этого навоз вместо мозгов», — негодовал Рон). Они были настолько заняты, что Гермиона даже перестала вязать шапочки эльфам и огорчалась, что ещё три недоделаны.
— Сколько бедняг я ещё не освободила, и они должны просидеть тут Рождество из-за того, что не хватает шапок!
А у Гарри не хватало духу сказать ей, что все её шапки забирает Добби; он только ниже склонялся над своим сочинением по истории магии. О Рождестве ему вообще не хотелось думать. Впервые за годы учения он очень хотел провести каникулы вне Хогвартса. После исключения из команды и из-за того, что Хагриду угрожал испытательный срок, школа его тяготила. Единственное, что обрадовало бы его — собрания ОД, но в каникулы их не будет — почти все ребята разъедутся по домам. Гермиона собиралась кататься на лыжах. Идея такого отдыха позабавила Рона, впервые услышавшего, что маглы нацепляют на ноги дощечки и катаются по горам. Рон уезжал домой, в «Нору». Несколько дней Гарри снедала зависть, пока в ответ на его вопрос, как Рон поедет домой, тот не сказал: «Ты ведь тоже едешь! Разве я не говорил? Мама месяц назад написала мне и велела тебя пригласить!»
Гермиона сделала большие глаза, но Гарри воспрял духом. Перспектива провести праздники в «Норе» была чудесной, только одно её омрачало — виноватое чувство, что с ним не будет Сириуса. Он даже подумал, не уговорить ли миссис Уизли, чтобы она пригласила крёстного. Но вряд ли Дамблдор позволит Сириусу покинуть площадь Гриммо, да и миссис Уизли может не захотеть — уж больно часто они с Сириусом препираются. Сириус не подавал о себе вестей с тех пор, как последний раз появился в камине, и, хотя Гарри понимал, что Амбридж настороже и связываться с ним рискованно, ему неприятно было думать о том, как Сириус сидит один в старом материнском доме и бесится, коротая время с Кикимером.