Гарри Поттер и принц-полукровка (перевод Snitch)
Шрифт:
— Я хотел, чтобы Рон подумал, что я это сделал, и поэтому притворился, будто наливаю, когда увидел, что ты смотришь, — он взглянул на Рона. — Ты все отбил, потому что чувствовал везение. Ты сам это сделал.
Он сунул бутылек обратно в карман.
— В моем тыквенном соке на самом деле ничего не было? — спросил пораженный Рон. — Но погода была хорошей… и Вейси не смог играть…Ты честно не подливал мне зелье удачи?
Гарри кивнул. Рон смотрел на него несколько мгновений, а затем повернулся к Гермионе, и стал говорить, передразнивая ее:
— Ты подлил Феликс Фелицис Рону в сок этим утром, вот почему
— Я никогда не говорила, что ты не можешь… Рон, я думала, что ты выпил его!
— Э-э-э, — произнес Гарри в неожиданной тишине — он не и думал, что его план может так обернуться, — ну пошли… пошли тогда на вечеринку?
— Идите! — Гермиона едва сдерживала слезы. — Я уже устала от Рона, не знаю, что я должна сделать…
И она выбежала из раздевалки.
Гарри медленно пошел к замку, через толпу: многие поздравляли его, но он был сильно разочарован. Он думал, что если Рон выиграет матч, то они с Гермионой немедленно подружатся снова. Гарри не мог понять, чем она так обидела Рона, кроме поцелуя с Крумом, который был так давно.
Гарри не увидел Гермиону на праздничной вечеринке Гриффиндора, которая была в самом разгаре, когда он пришел. Его встретили с новыми похвалами и рукоплесканиями, и вскоре он был окружен толпой поздравляющих его людей. Потом он попытался отвязаться от братьев Криви, которые хотели разобрать матч от и до, и большой группы девочек, которая окружила его, смеясь над его совершенно не интересными комментариями и строя ему глазки. Прошло некоторое время, прежде чем он смог найти Рона. Наконец он отвязался от Ромильды Вэйн, которая недвусмысленно намекала, что хочет пойти с ним на рождественскую вечеринку Снобгорна. Когда он пробирался к столу с напитками, то столкнулся с Джинни, на плече у которой сидел карликовый клубок Арнольд, а Косолап с надеждой терся об ее пятки.
— Ищешь Рона? — спросила она, ухмыльнувшись. — Вон он, мерзкий лицемер.
Гарри посмотрел в угол, на который она показывала. Там, на виду у всей комнаты стоял Рон, так крепко обнимая с Лаванду Браун, что нельзя было сказать, где чьи руки.
— Выглядит так, будто он пожирает ее лицо, да? — ухмыляясь, сказала Джинни. — Но, думаю, он скоро улучшит свою технику. Хорошая игра, Гарри.
Она похлопала его по руке. Гарри почувствовал, как у него засосало под ложечкой, но она ушла, чтобы взять еще сливочного пива. Косолап бежал за ней рысцой, уставившись на Арнольда.
Гарри отвернулся от Рона. Не похоже, что он скоро освободиться. Он увидел, что проем в портрете закрывается. С замиранием в с сердце, ему показалось, что он увидел копну густых каштановых волос, исчезающую из виду.
Гарри бросился вперед, снова обошел Ромильду Вейн и открыл портрет Полной дамы. Коридор снаружи казался безлюдным.
— Гермиона?
Он нашел ее в первом открытом классе. Она сидела на учительском столе в одиночестве, если не считать небольшую стаю желтых щебечущих птичек, кружащихся у нее над головой. Гарри не мог не восхититься ее заклинанием в такой момент.
— О, привет, Гарри, — сказала она слабым голосом. — Я просто упражнялась.
— Да… они… и правда… замечательные, — произнес Гарри.
Он не имел ни малейшего представления, что ей сказать. Он только думал,
— Кажется, Рон наслаждается праздником.
— Э-э-э… разве? — спросил Гарри.
— Не прикидывайся, что ты не видел его, — сказала Гермиона. — Он ведь не прятался…
Дверь позади них открылась. К ужасу Гарри, в комнату, смеясь и ведя Лаванду за руку, вошел Рон.
— Ой, — он остановился при виде Гарри и Гермионы.
— Ох! — вскрикнула Лаванда и, хихикая, выбежала из комнаты. Дверь за ней захлопнулась.
Повисла ужасная, нарастающая, вздымающаяся тишина. Гермиона смотрела на Рона, тот пытался не глядеть на нее, но все же сказал со странной смесью напускной храбрости и неловкости:
— Привет Гарри! Я думал, куда ты подевался!
Гермиона слезла со стола. Маленькая стая золотистых птичек продолжала летать кругами над ее головой, так что она напоминала странную, пернатую модель Солнечной системы.
— Не заставляй Лаванду ждать, — тихо сказала она. — Она будет недоумевать, куда ты подевался.
Она очень медленно прошла прямо к двери. Гарри взглянул на Рона, который казалось, вздохнул с облегчением, что ничего плохого не произошло.
— Оппугно! — послышался пронзительный крик из двери.
Гарри повернулся и увидел Гермиону, указывающую палочкой на Рона с бешеным выражением на лице. Маленькая стая птичек, похожих на золотые пули, градом обрушилась на Рона, который завопил от боли и закрыл лицо руками, но птицы клевали и царапали каждое живое место, до которого только могли добраться.
— Убер-р-ри их от меня! — закричал он. И, одарив его последним яростным полным мстительности взглядом, Гермиона открыла дверь и ушла. Гарри показалось, что он слышал, как Гермиона всхлипнула, до того, как дверь захлопнулась.
Глава пятнадцатая. НЕРУШИМАЯ КЛЯТВА
За обледеневшими окнами снова закружился снег: Рождество быстро приближалось. Вот уже и Хагрид в одиночку доставил в Большой зал обычные двенадцать рождественских елок, перила на лестницах украсились гирляндами из падуба и мишуры, в шлемах рыцарских доспехов горели вечные свечи, а по коридорам были равномерно развешаны огромные охапки омелы. Каждый раз, когда Гарри проходил мимо, под омелами собирались большие группы девушек, отчего в коридорах случались заторы. Однако, к счастью, Гарри, благодаря своим частым ночным прогулкам, необыкновенно хорошо знал секретные ходы замка и без особого труда избегал омел по пути с урока на урок.
Рон, у которого причина этих окольных хождений раньше вызвала бы скорее зависть, чем веселье, теперь просто покатывался со смеху. Гарри явно предпочитал этого нового, шутящего Рона угрюмому и агрессивному типу, которого ему приходилось терпеть последние несколько недель. Однако исправившийся друг дорого ему достался. Во-первых, Гарри теперь приходилось мириться с частым присутствием Лаванды Браун, которая, по-видимому, считала потерянным каждый миг, когда она не целовала Рона. А, во-вторых, Гарри снова оказался лучшим другом двоих людей, которые, кажется, больше никогда не собирались друг с другом разговаривать.