Гать
Шрифт:
— А вы не смейтесь, молодой человек, — назидательно произнес адвокат, набивая собственный деловой портфель карамелью из особой банки. Сказывали, он их в присутствие от изжоги таскает, болезный. — Иска суть инструмент культурного гражданского процесса, а не вот это всё!
И тут же, под грозным взглядом мадам, единым прыжком умчался в сторону парадной.
— Вот же скотина! — проводила взглядом Ангелова мадам.
— Отчего же скотина? — как мы между прочим поинтересовался Веселы. А сам продолжает себе улыбаться в едва заметную щеточку едва пробивающихся усов. Впрочем, так, чтобы мадам не приметила.
— Оттого, пацан, — тут же гаркнула тетка ему в ответ, — что
Почуяв неловкую паузу, студент Веселы тут же засобирался. Налил себе в графин воды за ночь отстоявшейся в трехлитровой таре, изрядно уже поросшей изнутри налетом, да и двинул в коридор. Но не тут-то было.
Из дверного проема на него уже перла, размахивая руками и клацая зубами, орава белобрысых братьев Бериша. Никто не знал отчего, но эти двое предпочитали изъясняться жестами, причем в основном скабрезного толка, отчего даже оставаясь по сути молчком, только хмыкая и пришептывая, они вдвоем как будто заполоняли всякое свободное пространство своими тычками и подначками. При этом всем жильцам было доподлинно известно, что со слухом и речью у братьев было все в порядке — сколько раз они живо реагировали на попытки злословить у них за спиной, да и обыкновенным матом послать — за ними бы не заржавело. Но вот имелась у них такая манера — только и делать, что постоянно неприлично жестикулировать.
Так и сейчас — попеременно охая и ахая, и непрерывно молотя воздух растопыренными пятернями, они своеобразным бесконтактным боем теснили потешно суетящегося Веселы, явственным образом находя в этом одним им понятное развлечение. Страшно было следить за эволюциями зажатого у студента под мышкой потного графина, кажется, секунда-другая и новой луже быть — полетит посуда на пол, как пить дать полетит.
— Так, молодежь, а ну угомонились, пока по шеям не надавала!
С этими словами мадам Чобану живо схватила обоих братьев за загривки и мелко-мелко так стала их трясти. По всему было видать, что их выходки давно уже вот здесь у нее были. Впрочем, оба брата Бериша как будто даже особо развеселились от такого поворота. Болтаясь на цыпочках, они втрое шустрее принялись молотить воздух, в том числе теперь и ногами — сказалась подъемная сила ручищ мадам.
Студент же Веселы этой заминкой не преминул воспользоваться, да и был таков вместе с благополучно уцелевшим графином. Тут уже мадам Чобану запоздало сообразила, что осталась одна воевать с ветряными мельницами, да с кряхтением братьев и отпустила, басовито при этом рассмеявшись.
Из всей местной шатии, братья Бериша, пожалуй, были самыми безобидными. На того же Веселы гляньте, все помнили, как студент кошачьей мятой мелко мстил соседям, привлекая к ним концерты уличных котов, а уж какой только гадостью он не мазал дверные ручки, так это и не упомнить. В общем, тот еще гаденыш. Эти же двое хоть и дурковали изрядно, зато до получки занимали легко, и долги потом прощали беззлобно, и вообще если бы не излишняя происходившая от них суета, были бы идеальными квартиросъемщиками. Так в этот раз, едва выпустив бесноватых на волю, минуту спустя мадам уж и обнаружила себя идущей в какую-то странную плясовую посреди мокрого пола кухни, только кирза сапог похрустывала. Уф. И все это в фактически полной тишине.
Остановившись усилием воли, мадам грозно сверкнула на братьев из-под потной челки — никак, зомбировали своим боевым энэлпэ, окаянные — погрозила им пальцем и тут же поспешила вон с тарелкой стынущего геркулеса.
На этом мизансцена
Не сговариваясь и даже не глядя друг на дружку, они методично, скупыми расчетливыми движениями принялись по и против часовой стрелки обходить кухню по кругу, поочередно подходя к каждому шкапчику, каждому столу и каждой тумбочке.
Приблизившись на расчетное расстояние, каждый из братьев короткими движениями принимался перебирать всякую доступную кастрюлю, банку, ящик или коробку. Открыв очередное хранилище, они, в свою очередь, смачно и коротко туда плевали, после чего решительным движением продвигались дальше по списку.
И планомерная, слаженная работа братьев в это тихое, беззвучное мгновение произвела бы на случайного свидетеля такое логичное впечатление, что братья Бериша подобным образом производили набег на кухню отнюдь не впервые. Уж больно лаконичны были их движения, уж больно машинальное, совершенно безэмоциональное действо ими производилось. Так делают привычную работу, едва ли производящую на мастера какой-либо эмоциональный эффект.
Да никакого эффекта и не требовалось. Обычная рутина, к какой быстро привыкаешь. Пришел, сделал, ушел, пока никто не видит.
Главное в этом деле что? Правильно, ничего не упустить. Всем сестрам по серьгам, от каждого по способностям, каждому по потребностям, как отцы-основателя завещали. И пусть никто не уйдет не обиженным. Справедливость? Если хотите, да.
Сомкнулось кольцо обхода на самом вкусном — огромной кастрюле суточных щей мадам Чобану, что ждала своего часа еще с прошлой ночи, успев попутно провонять своим непередаваемым амбре всю квартиру. О, над этой кастрюлей братья методично трудились долгую минуту, и лишь плевками тут дело не ограничилось. Одной только поваренной соли ушло почти полфунта. Размешивать пришлось буквально вдвоем, большой деревянной лопаткой, пока не перестал раздаваться при коловращении предательский песчаный хруст о стенки. Красота!
Братья Бериша слаженно отступили на два шага — полюбоваться собственным батальным полотном, гибель Помпеи и взятие Трои в одном. Подняв ладони, братья не сговариваясь вслепую шлепнули друг друга открытой ладонью. Сделано.
— А-а!.. — это был никакой не крик, это раздался как будто сдавленный, еле слышимый сипящий стон. Разом присев на полусогнутых, братья нехотя, заранее предчувствуя неизбежное, повернулись на пугающий звук. Всё верно. Мамам стояла в дверях, раззявя слюнявый рот и пытаясь исторгнуть из себя хоть что-то членораздельное. И никак не могла отыскать в себе на это сил. Так и не дождавшись должного звукоизвлечения, она с резким хакающим выдохом сунула одному из братьев в рыло, отчего тот разом полетел вверх тормашками, задев на излете траектории многострадальный чайник.
В следующую же секунду на кухню уже влетел, вереща как резаный, старик Ходжра. На лету схватив несчастную утварь, он разом опустил ее на голову второму брату. Еще пару мгновений спустя на кухне были все. Обер-ефрейтор в отставке Ибрагим Адемович сошелся на кулачках со студентом Веселы. Домохозяйка Тодорова вцепилась в патлы портнихе-надомнице Папуцис. Аккордеонист Поцелуй бился с толстым кондитером Таммом. Под ногами им вторили, вереща, малые дети. До комплекта не хватало лишь ушедшего по делам адвоката по бракоразводным делам Мирчи Ангелова.