Гай Мэннеринг, или Астролог
Шрифт:
– Так, выходит, он действительно цел и невредим и сейчас здесь, в Шотландии. Скажите по дружбе, Хаттерайк, это правда?
– озабоченно спросил Глоссин.
– Wetter und Donner! [t48] . Да за кого вы меня принимаете?
"За кровопийцу, за проходимца без стыда и совести", - подумал Глоссин, но вместо ответа он громко спросил:
– А кто же это из вас стрелял в молодого Хейзлвуда?
– Sturmwetter! {Буря! (нем.).}.
– ответил капитан.
– Вы что думаете, мы с ума спятили? Ни один из нас этого бы делать не стал. Gott! [t49] .
[t48]
Буря и гром! (нем.).
[t49]
Боже! (нем.).
– А мне говорили, - сказал Глоссин, - что в Хейзлвуда стрелял Браун.
– Только не наш лейтенант. Насчет этого уж будьте уверены, он еще накануне в сырой земле лежал. Tausend Deyvils! [t50] . Вы что думаете, он мог из могилы встать да еще в кого-то стрелять?
Глоссин начал понемногу что-то соображать.
– Вы, кажется, сказали, что тот юнец, как бишь он там у вас зовется, тоже носил фамилию Браун.
– Браун? Да, Ванбест Браун; старик Ванбест Браун из торгового дома "Ванбест и Ванбрюгген" дал ему свое имя.
[t50]
Тысяча чертей! (нем., диал.).
– Если так, - сказал Глоссин, потирая руки, - то, ей-богу же, это не кто иной, как он!
– А нам-то что до этого?
– спросил Хаттерайк. Глоссин помолчал немного и, быстро прикинув что-то в своем хитром уме, подошел совсем близко к контрабандисту и сказал ему вкрадчивым голосом:
– Знаете что, любезный, это же наше прямое дело его убрать.
– Гм!
– отвечал Дирк Хаттерайк.
– Не то что, - продолжал Глоссин, - не то что я хотел бы его смерти, может быть.., может быть.., мы могли бы и без этого обойтись. Нет, у нас есть право сейчас арестовать его, хотя бы потому, что он носит ту же фамилию, что и ваш лейтенант, который устроил нападение на Вудберн, да и за то также, что он стрелял в молодого Хейзлвуда и хотел убить его или ранить.
– Эх вы, - сказал Дирк Хаттерайк, - а вам-то что от этого пользы будет? Его сразу же выпустят, как только увидят, что это не того поля ягода.
– Верно, дорогой мой Дирк, вы совершенно правы, друг мой Хаттерайк! Но есть все основания, чтобы посадить его в тюрьму на то время, пока придут бумаги, подтверждающие, кто он такой, из Англии, что ли, или еще там откуда. В законах я разбираюсь, капитан Хаттерайк, и уж такое дело, дело Гилберта Глоссина Элленгауэна, мирового судьи ***ского графства, не принять за него никакой поруки до тех пор, пока ему не устроят второго допроса. Только куда же нам его лучше посадить?
– Hagel und Wetter, не все ли мне равно?
– Погодите, друг, не может это быть все равно. Известно ли вам, что все ваши товары, которые отобрали и отвезли в Вудберн, сейчас лежат в таможне в Портанферри? [t51] . Я посажу этого молодца...
– Надо его сначала поймать.
– Да, да, когда поймаю. За этим дело не станет. Я помещу его там в исправительный дом, а это рядом с таможней.
– Как же, знаю я эту тюрьму.
– Я уж позабочусь о том, чтобы красные мундиры там не торчали. Слушай, ночью ты приходишь туда со своими ребятами, забираешь все свои товары, и вы увозите этого молодчика Брауна с собой во Флиссинген.
[t51]
Небольшой приморский городок.
Идет?
– Так что, свезти его во Флиссинген, - спросил капитан, - или куда-нибудь в Америку?
– Да хоть бы и в Америку.
– Или в Иерихон?
– Тьфу ты пропасть, да куда хочешь!
– Н-да, или спровадить его за борт?
– Нет, лучше обойтись без насилия.
– Nein, nein, это ты уж мне предоставь. Sturmwetter! Я тебя давно знаю. Но послушай, мне-то, Дирку Хаттерайку, какая от этого польза будет?
– А что, разве это не в твоих интересах, так же как и в моих?
– сказал Глоссин.
– К тому же ты забыл, что я тебя сегодня утром отпустил на свободу.
– Ты меня отпустил! Donner und Deyvil! [t52] Я сам себя освободил. Притом все это было тебе же нужно, да и давно это было. Ха-ха-ха! Ладно, ладно. Шутки в сторону; я ведь не прочь тебе что-нибудь подкинуть, но это дело так же тебя касается, как и меня.
– Какого черта это меня касается? Разве не все состояние этого лоботряса перешло к тебе? Дирк Хаттерайк со всех этих доходов и ломаного гроша не получил.
– Тише, тише! Говорят же тебе, все будем вместе делать.
[t52]
Гром и дьявол! (нем.).
– И все пополам поделим.
– Как, поместье пополам? Ты что же, хочешь поселиться со мною в Элленгауэне и разделить со мной баронство?
– Sturmwetter, нет! Но ты мог бы мне просто половину отдать деньгами. С тобой вместе жить? Nein. Я свой особнячок заведу где-нибудь в Мидлбурге, с цветником в саду, как у бургомистра какого.
– И деревянного льва у двери поставишь, а в саду - раскрашенную фигуру часового с трубкой в зубах!.. Но послушай, Хаттерайк, к чему тебе все тюльпаны, и цветники, и загородные дома где-то в Голландии, когда здесь, в Шотландии, тебя повесят?
Хаттерайк помрачнел:
– Der Deyvil! Повесят?
– Да, повесят, meinheer [t53] капитан. Сам дьявол не спасет Дирка Хаттерайка от виселицы, если элленгауэнское отродье здесь водворится и если наш бравый капитан зашьется здесь со своими торговыми делами! А как теперь уже поговаривают о мире, то, может быть, и высокочтимой Голландии захочется тогда своим новым союзникам угодить. Боюсь, как бы она тогда не выдала им нашего капитана, хоть она ему и родиной доводится.
[t53]
Сударь (искаж, нем.).
– Potz Hagel, Blitzen und Donner! [t54] . Да, может быть, ты и прав.
– Только ты не думай, что я...
– сказал Глоссин, видя, что слова его произвели нужное впечатление, - что я ничем тебя не отблагодарю, - и он сунул Хаттерайку в руку крупную ассигнацию. Тот принял ее совершенно равнодушно.
– Так это все?
– спросил капитан.
– А ты сам получил тогда половину всего груза за то лишь, чтобы но мешал нам дела делать; да мы еще вдобавок и твоим делом занялись.
[t54]
Град, молния и гром! (нем.).