Гайдар

Камов Борис Николаевич

ПУТЕШЕСТВИЕ В «ДАЛЬНИЕ СТРАНЫ»

Взлет и падение

В Артек попали к ночи. Он постеснялся дать телеграмму, и потому добираться от Севастополя пришлось на подручных. На это ушел весь день. Последние километры от Гурзуфа брели уже пешком вдоль берега моря. Он думал, вдоль берега будет короче. Оказалось длиннее.

И Тимур, который сперва бодро заявлял, что нисколечко не устал и хочет помогать нести чемодан, все чаще повисал на чемоданной ручке: «Папка,

почему одна речка называется речкой, а другая - море?» - «Подумай».
– «А-а, понимаю, - обрадовался Тимур, - у моря другого берега нет?»

–  Папка, - спросил Тимур через минуту, - а куда мы все-таки идем?

–  Как куда?… В дальние страны! Тимур засмеялся:

–  Я знаю, ты шутишь. «Дальние страны» - твоя книжка, какую ты пишешь… - и тут же с обидой: -

Папка, папка, ты бы меня хоть на руки взял. А то мы все идет да идем, а конца все нет и нет…

В Артеке его поселили в маленькой комнате пансионата для работников Цекамола. А Тимура зачислили в отряд к Соне Фрадкиной, которая, как потом выяснилось, не хотела его брать: «Напихаете мне в отряд малышей, - жаловалась она, - куда я с ними денусь?»

Путевкой в Артек ему послужила «Обыкновенная биография». Пошли письма. Появились статьи. Книгу сравнивали с «Семейной хроникой» Аксакова, трилогией Льва Толстого и «Разгромом» Фадеева.

Неторопливый Госиздат, узнав о предстоящем выходе книги в «Роман-газете», поспешил выпустить отдельное издание, переименовав повесть без спросу в «Школу». Название получилось невыразительным и пресным. Но нельзя же из-за всего писать в «Правду».

Он остался в Москве. Жил пока у Ландсманов. Перед самым приездом Лили с Тимуром снял номер в гостинице «Центральная» (бывшая «Дрезден») и, везя жену с сыном с вокзала, нарочно выбрал такой маршрут, чтобы Лиля увидела громадный плакат, протянутый через всю улицу: «Обыкновенная биография», повесть Гайдара, скоро выходит в «Роман-газете для ребят».

Плакат был старый. Его позабыли снять. Горничная открыла дверь в номер. Он пропустил гостей вперед, чтобы они сами обнаружили блюдо с миндальными пирожными на столе (их особенно любила Лиля) и почти настоящую железную дорогу посреди комнаты на полу. А рядом с железной дорогой - деревянный конь под седлом, с задранной мордой, деревянный грузовик, в кузове которого, если только не с ногами, мог поместиться Тимур. А он еще после обеда взял Тимура в Мосторг и купил белую папаху, красные сафьяновые сапожки, кавказский бешмет с газырями и наборный поясок с кинжалом. Тимур только сожалел, что кинжал попался, кажется, поломанный, потому что не хотел ни за что выниматься из серебряных ножен.

Жить в гостинице было хорошо, однако дорого. Ион снова, как три года назад, снял квартиру в Кунцеве.

Из Архангельска малой скоростью доставили контейнер с мебелью: Тимуркин столик, Тимуркина кровать, два старых зеленых кресла. Все остальное - ящики: ящики для сооружения письменного стола, ящики, заменяющие кухонный стол, ящики, заменяющие буфет.

Жизнь в Кунцеве наладилась довольно быстро. По саду и дому бегал Тимур, которого он усаживал иногда на забор и говорил: «Птички летят!» Тимур взмахивал руками, терял равновесие и падал, а он его ловил, случалось, у самой земли.

Лиля работала на радио. Каждый день ездила в город. Изредка, скучая по недавнему мужскому братству, их навещал Миша Ландсман.

Самодельный стол его вытащили на веранду. Утром, когда все уходили

на работу, на участке и в доме делалось тихо. И только слышалось топ-топ-топ Тимура.

Впервые за несколько лет ему не нужно было бежать в редакцию. Он мог сидеть и писать не статьи, не фельетоны - книги.

Взволнованный успехом, в особенности письмами, которые заканчивались одним и тем же вопросом: «Будет ли продолжение?» - принялся за вторую часть «Школы» - Борис Гориков приезжает из воронежского госпиталя. Дом. Встреча с ребятами - комсомольцами. А в целом замысел был таков: в первой книге он показывал, что такое фронт, что такое война и как опыт минувшего может пригодиться в будущем.

А во второй думал рассказать о комсомоле военных лет: комсомоле Арзамаса, комсомоле Украины, Тамбовины, Сибири… Борис продолжает метаться по стране, но в книге он уже немного сбоку. А главное - что Борис видит и узнает о своих сверстниках.

Поначалу работа шла хорошо. Затем чуть замедлилась… и вовсе остановилась. Первые главы явно удались. За минувший год он особенно многому научился. И, перечитывая рукопись, видел: сделано добротно, крепко… Тем не менее даже в первых главах чего-то недоставало. Позднее понял чего: он не знал комсомола, не знал комсомольцев. В армии комсомольская жизнь была иной, нежели, допустим, в Арзамасе. В армии она сливалась с боями, с войной.

И вдруг ясно-ясно: «Писать нечего… Все… Выхлестнулся…»

«Молодая гвардия» и Госиздат продолжали пересылать письма: «Ув. тов. Гайдар, ответьте, пожалуйста, почитателям Вашего таланта…» А в это время «почитаемый талант», желтый от бессонницы, неутолимой душевной боли и сознания своей никчемности, метался, как в клетке, по дому и маленькому саду.

Да, неудачи бывали, но чтобы сел и не написал - только однажды, когда не получился «Взрыв», когда не смог вернуться в Ленинград, и в том, что срыв наступал за взлетом, была пугающая цикличность.

Снова искал опору под ногами, пряча растерянность за шутливыми строками вроде беззаботных писем.

«Боренька, - писал Назаровскому.
– За эти два года - что мы не виделись - постарел я также ровно на два года, и сейчас мне уже не больше и не меньше, как 26 годов и сколько-то там месяцев. Много за это время я ездил по Северу, а теперь вот уже полгода, как живу в Москве. Не работаю пока в газете нигде, но скоро буду работать - потому что долго без газеты скучно».

Скука здесь была другого рода… Правду ж писать не хотел: никто не любит неудачников. Кроме того, нужны были деньги. Поначалу из полученного за оба издания «Обыкновенной биографии», а также за «Графские развалины» что-то еще оставалось. И он твердо решил экономить, с точностью до копейки высчитывая расходы в пределах рубля, но затруднялся сказать, куда в короткий срок ушло несколько тысяч.

«На хлебушек» оставалась только Лилина зарплата, которая при его методе экономии не гарантировала материального благополучия.

Стал писать для «радиопионерской газеты», в которой работала Лиля. И для «Рабочей газеты». Ездил на Магнитку - первую грандиозную стройку, где довелось побывать. Его восхищал размах строительства. Он гордился самоотверженностью людей, которые в пургу и мороз работали в открытом поле, когда и в гостинице-то сидеть было холодно. Злила неразбериха, из-за которой срывались планы, а главное - срывался тот прекрасный ритм, в котором трудились люди. И он по обыкновению вмешивался.