Гайдар
Шрифт:
Первое заключалось в том, что «Синие звезды», если взять сюжетную схему, в чем-то повторяли «Дальние страны», где главным препятствием на пути создания колхоза были враждебные действия кулаков.
Второе, и, может, самое главное, открытие заключалось в том, что, хотя классовая борьба в деревне действительно шла и у колхозов имелось немало противников, основная трудность все же таилась в организационных сложностях.
Колхозы возникали на голом месте. Опыта ведения артельного хозяйства у вчерашнего малоземельного единоличника не было. Техники не хватало. Тракторы, как он писал в незаконченном очерке,
Колхоз или совхоз получал технику, которой не было у единоличника, помощь людьми и деньгами, на которую не мог рассчитывать единоличник, а давало коллективное хозяйство нередко значительно меньше, нежели могло дать.
Потом сомнения как будто отступили. «Отослал письмо Ивантеру, - помечал он в дневнике, - с просьбой прислать тетрадь. Работаю ровно».
«Мне тридцать лет - года не старые, но и не малые. Скорее, скорее надо кончать повесть».
Отправил вчера телеграмму Ивантеру, письмо ему же… А также кусок «Синих звезд».
Но уже не было внутреннего покоя, недавней уверенности и ровности.
«Вчера у меня - день отдыха. Вечером играл в волейбол. Ночью был в лесу. Сегодня просматривал «Военную тайну». Может получиться хорошая книга». Сам еще того не сознавая, искал повод прервать работу над «Синими звездами».
Поводов нашлось достаточно. Поездка с Иваном Халтуриным в Ростов, возвращение в Москву, отъезд на дачу в Клязьму.
В Москве, в «Пионере», поделился своими сомнениями по поводу сюжета «Синих звезд».
– Значит, конца «Синих звезд» не будет?
Он впервые видел растерянного Ивантера. Но ничего не мог с собой поделать. Старый сюжет повести рушился. Новый еще не сложился, хотя они продолжал над ним думать.
На него насели всей редакцией, убеждая написать еще немного до любого замыкающего эпизода, чтобы создать иллюзию законченности если не всей книги, то хотя бы второй ее части. Написал. И последний отрывок появился в тринадцатом номере за 1934 год с коротким пояснением от редакции:
«Арк. Гайдар занят сейчас переделкой третьей и последней части, поэтому она будет напечатана позже.
Ребята, писатель ждет ваших пожеланий и советов. Как должна закончиться повесть? Что будет с Фигураном? Кто открыл дверь в церкви? Что за незнакомец повстречался с Сулиным? Арк. Гайдар и редакция ждут ваших писем».
На даче в Клязьме принялся за «Военную тайну». И «Синие звезды» пока отложил. Думал: «Пусть полежат». Верил: еще вернется. И зимой тридцать пятого, отправляясь в Арзамас, взял первые страницы третьей части с собой.
Однако старый сюжет и наметки нового не смыкались. Новый к высохшему дереву старого не прирастал. Прошло некоторое время, прежде чем он шутливо написал о том, что его совсем не веселило:
«Жан, - писал Ивану Халтурину, - устрашай Боба Ивантера. «Синие звезды» загораются уже иным светом. Кирюшка больше не сын своего убитого отца, это только так сначала кажется. Сулин не умный, скрытый враг, а просто бешеный дурак. Костюх ниоткуда не бежал. И вообще, никаких кулацко-вредительских сенсаций. Довольно
Ни единой строки «Синих звезд» больше не написал. Боб, он был добрый человек и потому простил, но о н-то долго очень помнил, что был сильно перед Ивантером виноват…
КОНОТОПСКИЕ ПИРОЖКИ
Самовар имени товарища Цыпина
После истории с «Синими звездами» в отношениях с «Пионером» на короткое время наступил холодок. «Военную тайну» печатал уже в «Красной нови». Старейший советский «взрослый» журнал впервые публиковал детскую повесть, что было особо отмечено критикой со всякими лестными аналогиями, но в оказанном ему почете он ощущал и некий горьковатый привкус. И вообще, ему было очень скверно. А могло быть еще хуже, не случись к тому времени «Конотопов».
Родились «Конотопы» нечаянно - с детиздатовских чаепитий, которых сначала, разумеется, тоже не было. Просто в детиздатовском коридоре с утра до вечера толклись люди. Один только вчера вернулся из поездки. Другой ждал - вот-вот - выхода книги. Третий каждый день приходил сказать, что непременно завтра сядет за работу.
Переполненные впечатлениями или устав от застольного одиночества, люди искали общения. Издательский коридор становился филиалом писательского клуба. И тогда директор Детиздата Цыпин, умница и человек большой культуры, велел поставить в коридоре стол и самовар.
К чаю с сахаром подавались еще и баранки. «Гонять чаи» можно было целый день. Угощение было простым, но за него ни копейки не брали. Угощало издательство.
Немало писателей, чьи дела оставляли желать много лучшего, были особенно благодарны этой скромной щедрости. Когда ж не в меру энергичные финагенты протестовали, Цыпин арифметически доказывал, что чай с баранками вполне окупается отличными книгами, замыслы которых нередко возникают за самоварным столом.
Это была чистая правда. За тем же столом, участвуя в общей беседе, сидел обыкновенно и кто-нибудь из редакторов. А иногда присаживался и Цыпин. Его появление не вызывало почтительного фурора. Цыпин наливал себе чай. Разламывал горчичную баранку, прислушиваясь к дискуссии или спокойной беседе. Иногда, попив чаю, молча подымался и уходил. Или, заинтересованный, вмешивался в беседу, а под конец кому-либо говорил: «А вот на такую книгу мы бы, пожалуй, заключили с вами договор». (У Цыпина была редкая интуиция и редкий дар видеть книгу задолго до того, как ее начинал видеть сам автор, нередко увлеченный другим, куда менее значительным замыслом.)
И если писатель, случалось, отказывался от предложения, полагая, что не справится, да и нет у него такой возможности, чтобы надолго сесть и писать, Цыпин добавлял:
«Я уверен, что именно у вас должно получиться… Но, может быть, вам нужны деньги? Мы вам дадим. Пожалуйста, работайте, не беспокойтесь, мы вас всегда поддержим».
И человек, забежав в издательство «на одну только минутку», уходил с договором, авансом и легким обалдением в голове - от радости и ответственности, которые сваливались на него за чаем с довольно твердыми баранками.