Газета "Своими Именами" №33 от 13.08.2013
Шрифт:
– Он же формально не входил в состав ГКЧП?
– Да, он не входил, но он был идеологом ГКЧП. Он и тогда считался и до сих пор считается его организатором.
– В 93-м их всех освободили по амнистии.
– Да, и после этого практически сразу случились события вокруг Белого дома.
– Он каким вышел из тюрьмы?
– Больным. Он перенес там рак щитовидной железы. Лежал в госпитале МВД на Октябрьском поле, ещё будучи заключенным, под охраной. Его охранял Ростовский ОМОН. Эти ребята потом к нам домой приезжали, они отца просто полюбили и очень тепло к нему относились. И там, в госпитале, врачи ему вырезали эту опухоль. Он вошел в тюрьму
– Какой настрой у него был после тюрьмы? Он же фактически вышел в другую страну.
– У него был один настрой: бороться за воссоединение республик, за воссоздание Советского Союза. Это для него стало идеей-фикс, и он никакого другого дела для себя не представлял.
– Шенин за несколько дней до октябрьских событий 93-го создал свою партию. Какое участие он принимал в тех событиях?
– Он ещё был болен. Естественно, поддержал Верховный Совет, но у него было очень скептическое отношение к Хасбулатову как руководителю восстания. Он поддерживал то, что происходит, но с такими людьми, как Хасбулатов и Руцкой, он не хотел иметь ничего общего. Это были те люди, которые привели Ельцина к власти, и именно они посадили отца в тюрьму. Я думаю, что именно поэтому он не пошел в Белый Дом. Потому что он очень не любил людей, которые мечутся туда-сюда.
– Хорошо, давай о президентских выборах 1996 года. Есть кандидат в президенты – Геннадий Зюганов, и Олег Шенин его поддерживает. Он действительно верил, что Геннадий Андреевич спасёт страну?
– Нет, конечно, он в это не верил, но считал, что они находятся по одну сторону баррикад. И верил, что каким бы ни был человек, но если он коммунист, то в наше время это достойно того, чтобы с ним объединиться. Но у меня от Зюганова осталось такое впечатление… Ты знаешь, когда отец сидел в тюрьме – никто не боялся и не стеснялся с нами общаться, встречаться. Кроме Зюганова. Отец оттуда написал ему письмо, передал через маму. Она ему позвонила, а он – «Встречаемся там-то, тогда-то и чтобы никто не знал». Конспиратор.
– Это какой был год?
– Это 91-й. Причём тогда никто не боялся. Тогда отвалилась вся старая компания, которая была, которая его окружала, и появилось огромное количество новых людей. И очень многие его поддерживали. В том числе журналисты, даже демократически настроенные. Меня в 92-м позвали на «Эхо Москвы», час разговаривали.
– О чём?
– О семье, о папе. А в прошлом году, когда была эта ужасная передача «Исторический процесс», где Кургинян с Млечиным дрались по поводу ГКЧП, моя мама встретила Венедиктова, и он ей сказал: «А мы помним вашу девочку, она у нас была на радио» (смеется).
– Вернемся к Зюганову.
– Отец, думаю, знал за ним это качество.
– Какое?
– Трусость.
– Но всё равно поддержал его тогда на выборах.
– Поддержал. Наверное, тогда не было другого выхода. Не Ельцина же отцу было поддерживать.
– Понятно, что Зюганов выборы слил. Все прекрасно понимали, что он выборы выиграл и сдал их. Как отец к этому отнёсся?
– Как к предательству. И это предательство отца тоже сильно подкосило. Вот такие разные сложные этапы были в жизни отца – и этот один из них.
– Как у Олега Семеновича возникла мысль баллотироваться в президенты?
– Не знаю. Я была в ужасе.
– Решение ведь действительно странное вроде бы. Он об этом объявил в 2006 году, когда популярность Путина была невероятной.
– Это был, наверное, единственный раз, когда я не то что не поддержала, а просто умоляла его этого не делать, но в нашей семье есть более влиятельный человек. Это мама, которая его…
– Уговорила?
– Уговорили его соратники. Она его поддержала.
– Ему даже не дали зарегистрироваться.
– Да.
– Почему ему отказали в регистрации?
– Он, будучи пенсионером, не указал место работы.
– То есть чисто формальные причины.
– Это вообще была какая-то мелочь. И вот когда его сняли с выборов, то он сразу после этого заболел. И серьёзно. Я думаю, что вот это – его совершенно сломало. Я просто уверена, что если бы он не пошёл на эти дурацкие выборы, он бы прожил ещё. Мы с сестрой маму просто умоляли, чтобы она его отговорила. Но, мама… когда есть такие принципиальные вещи – они с отцом просто непробиваемые. Железные. Он вообще до этого был довольно крепок – и в проруби купался, и, я помню, за год до смерти с моим сыном они прыгали в речку вниз головой. Я сейчас, конечно, понимаю, что тогда у него была и аневризма, и куча других болезней, но он был крепок… духом. Желанием жить. Но вот вся эта история с выборами его психологически надломила.
– Расскажи, что с этим странным уголовным делом? Почему оно так долго тянется, и вообще что это?
– Это дело по Прибалтике. Литва, где его до сих пор считают, не знаю, насколько обоснованно, организатором тех кровавых событий в Вильнюсе, что это он отдал приказ о вводе войск.
– Но уже прошло 22 года. У них нет срока давности? И приходит кто? Наши следователи, не литовские?
– Приходят не следователи. Приходят крепко сбитые ребята, причём ночью. И не просто поговорить, а именно арестовывать отца. Мама в первый раз вообще двери не открыла, они там стучали, били ногами по двери. А в этот раз она открыла, спросила:
– Ребята, а что вы хотите-то?
– А вот у нас повестка на привод Шенина.
– У вас что, интернет заблокирован? Сходите на Троекуровское кладбище и там попросите его прибыть.
– Они повестку показывали?
– Да, повестку о том, что его нужно доставить на допрос по Вильнюсскому делу. Спустя почти четыре года после его смерти. Из Вильнюса поступает запрос, а наши его отрабатывают.
– А если придет запрос из Буркина-Фасо? Был Шенин в Буркина-Фасо? Или в Руанде? Какие вообще могут быть вопросы у Литвы? Вернее, почему наши бегут выполнять требования Литвы?
– Знаешь, в первый раз это вообще было очень грубо. У мамы есть подозрения, что из-за неё. Она постоянно что-то пишет, никого не щадя. Достаётся всем папиным врагам и тем, кто ее предал. Мне очень страшно за неё бывает. Прошу: «Мама, но ты себя хотя бы побереги».
– То есть Шенина преследуют и после смерти.
– Получается так.
– Прошло четыре года, как ушёл Олег Семенович. Друзья помнят? Приходят?
– Конечно, помнят. На годовщину смерти поставили памятник, на который собрали средства с их помощью. Приходят к маме, звонят постоянно, поздравляют с днем рождения. Когда папа умер, нам звонили отовсюду. Звонили из Красноярска, где он проработал долгое время, и говорили: «У нас горе». Очень люди переживали. И помнят его до сих пор.