Газета Завтра 273 (8 1999)
Шрифт:
ВЛАДИМИР ОСИПОВ
Отец Димитрий был не только духовником газет "День" и "Завтра", но и окормлял журнала "Вече", который существовал с 1971-го по 1974-й годы. Он соотносил идею империи с идеей русского национализма. Мы много разговаривали с отцом Димитрием о судьбе России, судьбе Православия. И вот в одну из бесед мы пришли к выводу, что необходимо создавать независимый православно-патриотический журнал, который бы не проходил государственную цензуру, который бы не затрагивал современную политику, а лишь отражал славянофильские, русофильские идеи. В ноябре 70-го года на заседании секретариата ЦК было принято решение бороться с идеей русофильства, и был снят Никонов с поста главного редактора журнала "Молодая гвардия". Это случилось оттого, что где-то с середины 60-х годов совершенно неожиданно журнал стал рупором русского патриотизма, идеологии совершенно другой, не марксистско-ленинской. Там подчеркивалась масонско-космополитическая сущность декабристов, раскрывалась истинная, прекрасная идеология славянофильства. Туда пошли наши писатели-деревенщики. После разгрома "Молодой гвардии" мы решили издавать свой патриотический журнал. Отец Димитрий входил в состав редколлегии и печатался там, правда, под псевдонимом. За три года вышло девять номеров журнала, и все это время он был рядом, был нашим неизменным наставником и куратором. Мы были друзья. Это был замечательный человек, исключительной мягкости и такта. От одного только с ним разговора на душе становилось хорошо, легко, спокойно. У нас в журнале он печатался тайно, и об этом знали только я и еще два человека, зато потом, с 1972-го года деятельность его приобрела открытый и очень активный характер. То был пик его публичной деятельности. Каждый раз после службы он читал часовую или даже полуторачасовую проповедь, где не вступая в конфликт с властью, говорил о страшных бедах нашего общества: об абортах, об алкоголизме, об упадке нравственности, о распаде семей, и так далее. Также, и это, очевидно, сыграло свою роль — он вступал в полемику с атеистической пропагандой, низвергал постулаты безверия, чего ему уже не простили. За выступления такого рода отца Димитрия в 1980-м году посадили на четыре месяца в Лефортовскую тюрьму. После освобождения церковное начальство перевело отца Димитрия в село Гребнево под Коломной. Но и здесь на проповедь батюшка собирал множество народа — это были и местные прихожане, и приезжающие из Москвы на электричке. Когда я, отсидев восемь лет за журнал, вернулся в Москву, то застал отца Димитрия все таким же энергичным, активным священником. Он на тот момент вел кружок среди молодых людей, где читал лекции о вреде пьянства и алкоголизма. Самые лучшие, самые светлые воспоминания я ношу в сердце об этом замечательном священнике и прекрасном русском человеке.
ОТЕЦ ВЛАДИМИР (НЕЖДАНОВ)
Батюшка всегда жил общими бедами, общими трудностями. Когда ему говорили, что он старец, то он неизменно отвечал: "Я не старец, я старик". Когда его называли пастырем — он всегда говорил: "Нет, я пасомый". Таким образом, он никогда не проводил черту между собой и своими прихожанами или друзьями. Удивительное у него было устроение: "Если я пройду по храму, и увижу, что человек задремал во время службы, то будить его не стану, а подложу ему подушечку, чтобы продолжал спать". Такая любовь — покрывающая все наши немощи, недостатки, мучительные неразрешенные вопросы, обильно исходила от батюшки. Каждый раз я поражался: как ему хватает на всех нас сил?! Помогал он нам очень, и мне лично он чудесным образом помог бросить курить одним запрещающим словом, и когда дочка заболела, и ей ставили страшный диагноз, батюшка, словно запретив болезни, сказал: "Нет там ничего. Всё будет хорошо", и действительно, через два дня диагноз не подтвердился.
ВЛАДИМИР ЛИЧУТИН
Давненько уж батюшки нет, но он незабытен для меня, портрет его висит над моим письменным столом, и я каждый день его неотлучно вижу и каждый день с ним общаюсь. Странный он был человек. Принадлежал он к невоинствующему священству, но душу атакующему. Он опекал душу, потому что душа главнее плоти. Он никого не принуждал ходить в храм, но душу, меж тем, опекал. И исправлял он не наставлением, не порицанием, а искрящимся своим взглядом и рукопожатием.
Любил руку взять и держать в своей руке, а рука у него была и плотная, и невесомая одновременно, большая, мягкая, горячая, как подушка, обволакивающая, как и он сам. Я каждый раз, не слыша порицаний, осуждения в свой адрес, чувствовал, что симпатичен ему. Как и все другие, я думаю. Теплота и радость его согревала окутывала. Бог у него всегда был в сердце. Знание у него было ненаучное, но оно было очень глубокое, истинное. Он лучше гораздо всех нас понимал литературу.
Он говорил о наших великих русских писателях, о простых мужиках, погибших на войне, что все они будут у Христа, что все они достойны Царствия Небесного, ибо прошли через очистительные горнила страданий. Они — наши знамена, наши иконы. И нам не надо позволять, чтобы их обрушивали, низвергали. И мы должны беречь их как зеницу ока. То был завет батюшки нам всем. Думаю, что именно в этой истине заключалась его священническая прозорливость. Низкий поклон отцу Димитрию.
МИХАИЛ ЛОБАНОВ
Мысли батюшки в его книгах с неожиданной стороны освещают события, явления, вносят нечто новое в миропонимание. Здесь социально-общественное и религиозно-церковное, современное и вечное. И в самой личности отца Димитрия эта же органичная целостность — пастырь и писатель, молитвенник и патриот.
Однажды мне довелось быть в подмосковном Черкизове, где служил в храме отец Димитрий. После вечернего богослужения, причастия, трапезы с участием большой группы молодежи, духовных детей батюшки, мы отправились с ним на ночлег. Я лежал на диване, а за перегородкой стоял отец Димитрий и полушёпотом читал молитвы. Было уже далеко за полночь, глаза мои слипались, одолевал сон, я со все меньшим вниманием прислушивался, а он все молился, молился, молился. Как после этого я резко почувствовал свою малость, недосягаемость для меня того, главного, чем он жил в сокровенном своем мире.
Важно подчеркнуть, насколько мудро было понимание отца Дмитрия личности Сталина, способное пробуждать народное сознание. И провиденциальным оказался его разрыв с диссидентами еще до так называемой "перестройки". В январе 1980 года он был арестован и попал в Лефортово. Ему вменялось в вину, что проповеди его, влияние на окружающих носят антисоветский характер, на что арестованный отвечал, что он борется не с советской властью, не с государством, а с безбожием, началом всех зол. В итоге батюшка пошел на осуждение своих действий, выходящих за пределы церковного служения, что вызвало озлобление диссидентствующих. Об этой драматической для него истории он поведал в своем сочинении "Исповедь через позор", где путь в глубину христианского смирения пережит, осмыслен как высшее духовное мужество. Время показало, насколько он был прав в своем поступке, ему не по пути было с диссидентами, которые вскоре, ставши "демократами", обратятся в остервенелых разрушителей великого государства, врагов исторической России.
АЛЕКСАНДР МОЛОТКОВ
Да, отец Димитрий был, конечно, исключительным духовным явлением в постперестроечной России. Своим оптимистическим отношением к действительности, к людям, к проблемам он всегда как бы снимал противоречия, упрощал их до уровня детской ясности. И это только с виду могло казаться примитивизмом. На самом деле это признак глубоко духовного отношения к миру, непосредственное и мудрое восприятие его Богосотворенной гармонии. В своих простых бесхитростных словах отец Димитрий всегда выражал саму суть явлений — простую и ясную, с которой спадала за ненадобностью бытийно-материальная плоть, обнажая духовную правду.
Так было и с дилеммой о "белых" и "красных". В те годы он был, наверно, единственный батюшка, кто прямо и просто говорил о необходимости примирения коммунистов и православных ради будущего России. О близости их нравственных и патриотических установок. И это несмотря на то, что сам отсидел в свое время не один срок в советских лагерях. Удивительно, что это ничуть не ожесточило его сердце, не омрачило его духовный взор, но наоборот как бы очистило его до конца — до понимания глубинной промыслительности коммунистической эпохи в судьбе России.
Не случайно именно он оказался духовником "Завтра". Не случайно и мне, когда я встал перед этой острой православно-коммунистической антиномией русского патриотизма в попытке фундаментально разрешить ее противоречия в рамках единой книги, не оставалось иного варианта, как обратиться за благословением на этот труд именно к отцу Димитрию Дудко. И он с радостью откликнулся и призвал помощь Божию на осуществление этой работы. К сожалению, он не смог увидеть эту книгу даже в рукописи, но сейчас, когда она вышла, я уверенно и несомненно считаю отца Димитрия своим духовным соавтором. Думаю, и для многих других начинаний и людей отец Димитрий остается живым и действующим духовным соучастником и помощником.
АЛЕКСАНДР ОГОРОДНИКОВ
Говорить об отце Димитрии Дудко и легко, и непросто одновременно. Легко потому, что всегда найдётся что сказать. Непросто потому, что лично для меня он во многом остаётся загадкой и поныне.
Отец Димитрий называл Россию "святой землёй", "центром мира", Сталина — богоданным вождём, сохранившим Россию, День Победы в Священной войне считал великим праздником, а героев той войны — спасшимися через подвиг.