Газета Завтра 280 (15 1999)
Шрифт:
сквозь амбразуры глаз его светилась.
1
Хоть жизнь его катилась по наклонной,
судьба к нему бывала благосклонной.
Сегодня пол-Москвы дуреет с жиру..,
а он как раз наследство получил
от тетушки и “Мерина”* купил,
дом в Подмосковье и в Москве хавиру.
Родная тетка умерла в Канаде,
сбежавшая в семнадцатом году
с каким-то офицером, Бога ради
решившего тогда ее судьбу.
По приглашенью полетел в Америку,
а заодно и Штаты посетил,
но не случилось с ним тогда истерики,
и быстро он обратно укатил.
Итак, он стал подобьем новых русских,
не приложив ни хватки, ни труда,
и говорил, шутя и зло, и грустно:
“В России дуракам везет всегда...”
А мог бы стать обыкновенным бомжем...
Но был ему иной удел положен;
бомж с внешностью Марчелло Мастрояни —
нет ничего у нас экстравагантней..,
иль в облике Христа из Назарета,
что может быть правдивей в мире этом?..
2
Я с ним столкнулся в Доме литераторов
среди богемы, скрытых провокаторов,
и в трепет повергая пестрый зал,
он широко, по-русски, поддавал.
Бухал герой наш в позе супермена
в углу, где нарисован Бафомет
средь шаржей и автографов настенных,
где верхним называется буфет.
Он в шутку “It’s my business” повторял.
Он на себя вниманье обращал.
С Миловым Глебом барышня сидела
и откровенно от всего балдела,
и каждое его ловила слово,
и явно было видно: влюблена;
во всем горой стояла за Милова,
не понимая в общем ни хрена...
Вообразив знакомую картину,
порой я представляю, как гудят
средь вечных женщин вечные мужчины;
всегда о постороннем говорят.
И стоит только женщину найти —
и тут же все проблемы отпадают:
будь то загадка Млечного пути,
загробной жизни, тайны мирозданья...
С Миловым, как спасение от скуки,
товарищ был, ударенной наукой;
он много знал, да мало понимал,
мне чем-то их союз напоминал
знакомые до боли отношенья.
Есть линия такого поведенья,
что выработал для себя Милов
как умный человек без лишних слов
вести себя до гроба обречен,
и в этом был неподражаем он.
Братякин был вообще забавный малый,
но ни о чем поговорить, бывало,
любил: о вечности, о бренном, о мирах;
и что наш Бог, и что их Бог Аллах.
Где б ни скитался, что б ни делал он,
одной лишь мыслью был он угнетен:
что все земное не имеет цели,