Газета Завтра 856 (15 2010)

Газета

Сергей ВАСИЛЬЕВ. "Кабаре Безумного Пьеро" возникало этапами. Пьеро — это маска, поэтому биографию стараюсь не особенно раскрывать, хотя некоторые аспекты моей жизни, несомненно, повлияли на творческий выбор.

Я поучился на оперного певца в профильном учебном заведении и долго колебался между карьерой в опере и певца эстрадного в формате старой песни — кабаре, романс. В итоге ушёл, сделав выбор в пользу эстрады.

Мой псевдоним имеет отношение к некоторым фактам моей предыдущей биографии, когда я очень долго репетировал роль Пьеро в труппе режиссера Петра Немого "Проект "Балаганчик". Со знаменитым фильмом Годара он никак не связан. А вообще, среди друзей я всегда имел репутацию такого странного, непредсказуемого человека.

В "Балаганчике" я познакомился с Ольгой Булычёвой, ныне концертмейстером "Кабаре". Возникло зерно, которое спустя энное количество лет выросло в то, что называется "Кабаре Безумного Пьеро". Выступать начали в 2007 году, на подпольном уровне. Первый полноценный сезон — это, безусловно, сезон 2008-09 года, когда с нами стала выступать очень яркая певица, она же отличная виолончелистка, Дарья Ловать, и всё из необычного, но неровного зрелища стало превращаться в нечто более слаженное. Когда есть несколько актёров, а их, надеюсь, будет больше, путешествовать гораздо интереснее. Нынче костяк проекта выглядит следующим образом: Ольга Булычёва (фортепиано), Александр Бронвейбер (скрипка), Дарья Ловать (вокал, виолончель), Айрат Дашков (конферансье, известный радио-диджей), Александр Румянцев (на сцене работает в образе паяца, по совместительству наш концертный директор).

"ЗАВТРА". Какие цели и задачи вели тебя и "Кабаре"? Вы двигаетесь интуитивно или существует некий план, ориентир?

С.В. Я редко формулирую вербально такие вещи, не пишу сам себе конспекты. Когда внутренне созрел — начинаю делать. Мне интересно находиться в точке, где соприкасаются театр, песня, кабаре, клоунада. Непринципиально называть это каким-то словом, пусть зритель или слушатель сам, при желании, даёт определения.

Мы работаем с аутентичным музыкальным материалом, имеющим отношение к кабаре в самом широком смысле. Например, Вертинский или Марлен Дитрих. Курт Вайль же — высокий академический мюзикл. А Аркадий Северный — совершенно неожиданный персонаж, из низких, в общем-то, слоев культуры, но при этом тонкий интерпретатор. В его репертуаре много песен, которые составляли пласт городского романса.

Эти песни легко театрализируются, как почти все блатные песни, ибо в них имеется интересная история. Еще мы исполняем Танго, причем как европейское, так и старое аргентинское. В нашем репертуаре также есть произведения Астора Пьяцоллы. Барокко будет. Классика будет.

Работаем с материалом, который можно подать серьёзно, чисто, и в то же время отстранённо, иронично.

То есть по ингредиентам не так-то просто понять, что собой представляет целое, особенно если мыслить в категориях музыкальных жанров. Моя цель — это игра со зрителем. По сути, это прямое взаимодействие "артиста и зрителя". Во время нашего представления, вы — то белый клоун, то вдруг становитесь рыжим клоуном, или внезапно, проникаетесь образами Вертинского, или танцуете цыганом, или приблатнённым парнем, который три аккорда лабает во дворе, или аргентинским мачо, который на самом деле называется не "мачо", а "партеньо", и. т.д. И все это лишь паноптикум состояний человеческой души. Не существует каких-то отдельно взятых "романсов", "танго", "зонгов", "блатных песен"… Есть "человек" вообще и "песня" вообще, и величественный миф, который вокруг этого факта европейская культура воздвигла … перед тем, как умереть.

"ЗАВТРА". Полистилистичность говорит о широких вкусах и интересах, но есть какой-то "скелет", на который всё нанизывается? И где граница, за которую вы не будете заходить?

С.В. Для меня первична идея кабацкого или уличного театра. Я понимаю, что все клубы обидятся, если их назвать кабаками. Хорошо, пусть это будет "салонный театр". Но этот театр — бродячий. А мы — бродячие артисты.

Вся музыка для нас делится на два типа: можем мы в нее играть, или не можем? Вот Моцарта можем взять, а рок-н-ролл нет. Почему?

В жизни я могу относиться к рок-н-роллу с интересом, но как автор очень чётко разделяю, какой музыкальный материал наш, а какой нет. Была эпоха, когда песня была не ритмическим, а актёрским произведением. То есть примерно до пришествия джаза и рок-н-ролла. Как только ритм стал доминировать — актёрский элемент в песне был очень сильно потеснён. Актёрство — первичный элемент в классическом европейском пении, его нельзя было оттуда удалять ни в коем случае. В рок-н-ролле есть подача артистической харизмы, он на ней и строится, но игры маловато.

Еще один вопрос, который как-то перед нами всегда маячил: можно ли соединить перфекционизм академической культуры исполнения песни со свободой молодежного ночного клуба? Мы этого хотим, мы не видим тут препятствий.

"ЗАВТРА". Проблема выступлений в клубах, что перед сценой — жующие расслабленные люди.

С.В. Пускай жуют. Вертинский писал, что это лучшая школа для артиста. Потому что нужно, чтоб они стали твоими, несмотря на тарелку, рюмку, обстановку, компанию. Но нам уже легче, мы давно не выступаем наобум. На наши концерты приходит определённая публика, которая в теме, которая хочет видеть нас на сцене. Чуть сложнее завоевать зал на корпоративах и. т.д. Может быть, потому, что там еда бесплатная.

Вперёд, артист! Умей общаться с аудиторией, чувствовать. В этом одна из тайн уличного театра. Уличный театр не предполагает, что все перед ним встанут по стойке смирно. В толпе может происходить всё что угодно. Как раньше работали труппы comedia del arte — приехали, разложились и вперёд. А вокруг, у людей, какая-то своя жизнь, может, их вообще не прошибёшь? Но надо уметь начать представление в любой ситуации.

"ЗАВТРА". Что для тебя театр, что — не театр?

С.В. Даже не спрашивай. Я полгода жил в Индии, думал об этом. В итоге пришел к тому, что нужно каждый день полтора часа йогу делать с утра, и полчаса — вечером. Театр — это ритуал. Если в жизни нет ритуала, то и театра нет. Йога вовлекает в вечные процессы, в космические циклы, в которых архетипы живут. Если кто-то сумеет НЕЧТО из этих космических пространств "пригласить" на сцену, то он и есть гений театра, сакрального театра.

Видишь ли, проблема театра как вида зрелища сегодня, наверное, в том, что мы и театра-то как такового мало видим. Видим имитации театра. Что тут говорить, если и наша жизнь, по сути — имитация жизни. Жизнь без Бога... это очень скучная жизнь! Она, с одной стороны, слишком длинна, с другой — как-то слишком коротка. Вот взорвали метро — ах, какое счастье, мы, оказывается, еще люди, и если нас убивают на наших же глазах, то нам всё-таки больно… А почему нам не больно от того, что мы в современном социуме просто — никто? Для террористов, для власти, для корпораций, сами для себя? Потеря личности — это цена жизни в обществе потребления. Я рос в СССР. Ну да, нас, в общем-то, растили винтиками… А теперь из этих винтиков, то есть нас же, винтят нечто вообще непотребное. Для уничтожения личности в мире потребления не нужен ГУЛаг — достаточно телевидения. И эта тема еще ждёт своего Шаламова или Солженицына.