Газета Завтра 858 (17 2010)
Шрифт:
Как и реальный Солнце, его киношный прототип обречён. Но об этом никто не догадывается. А жизнь тем временем бьёт ключом. Саша с головой погружается в манящую жизнь Системы. В мастерской подпольного скульптора она видит людей, чей внешний и внутренний мир не похож на всё, что она знала раньше. Разговоры о Бродском и об искусстве будоражат девичье сознание. А когда из окна соседнего дома хрипло выскажется Владимир Высоцкий, и вовсе покажется, что седьмое небо ниже седьмого этажа. Но главное — это любимый и загадочный Солнце. Ведь у него, как говорят хиппи, есть секретный дом на море. Дом Заходящего Солнца. Место, куда вхожи только избранные. В надежде на счастье Саша махнёт рукой родителям и путёвке в Болгарию. И рванёт вместе с новыми друзьями в Крым.
Первый концерт "Машины времени". Диски "Дип Пёрпл", «Битлз», "Блэк Саббат". Срежессированные гэбистами антивоенные марши, с последующим разгоном несчастных хиппи страшной конной милицией. Авангардистские сквоты и подпольные радиостанции, где тайком крутят рок. Поездки на юг со стройотрядами и продажа фенечек на крымских улочках… Не стоит вдаваться в подробности, насколько все эти зарисовки имеют отношение к реальности. Из этих рваных бессюжетных лоскутков Сукачёв и Охлобыстин кроят индейское одеяло особого вида. Мозаику, где нет места внятной истории или хотя бы намёку на маломальский сюжет. Полюбила, укатила — вот и весь сказ. Главное, чего пытался добиться режиссёр — особое настроение, свойственное эпохе. И желание это — через образы передать дух субкультуры — совершенно понятно.
Попытка удалась лишь частично. Что двигало режиссёром, когда эйфорию влюблённой девушки он решил озвучить песней группы "Калинов Мост" "Девочка летом", остаётся только гадать. Бог с ним, что "Калинова Моста" тогда ещё и в помине не было. Но песня сама по себе довольно грустного содержания и не соотносится с происходящим ни в какую. Позиция "проканает и так", свойственная современным российским кинематографистам, уже вышла на какой-то запредельный уровень. Если раньше это могло, по крайней мере, развеселить, то сейчас о смехе и говорить не приходится. Понятно, что идол неохиппующей публики Дмитрий Ревякин вызовет у аудитории эмоции узнавания, но нам же рассказывают о времени, когда у людей были другие любимые авторы.
Когда приём введения в фильм песен, относящихся к иному времени, был применён в спорных «Стилягах», это было оправдано. Мюзикл — вольный жанр, в нём всегда есть место для ирреального подвига. "Дом Солнца" же претендует на достоверность. Иначе зачем нам показывают юного Макаревича, или — что ещё более страшно! — самого Сукачёва в роли Высоцкого?
В то же время образ главного героя, по мнению людей, его знавших, далёк от реальности. Более того, он состоит лишь из многозначительных фраз и задумчивых взглядов, периодически разбавленных солнечными вспышками. В этом отношении куда больше продвинулся тот же Стоун. Но и он, живописуя жизнь Джима Моррисона, дождался в итоге приговора легендарного клавишника группы «Дорз» Рея Манзарека: "если бы Моррисон был таким, с ним бы никто и играть не стал". Что тогда говорить о Солнце Гарика Сукачёва? Оно явно идёт на закат.
Но есть во всём происходящем и особенная изюминка. Впервые за долгое время Михаил Ефремов предстаёт на экране не в привычном образе алкоголика, но усталым серьёзным врачом. В этом отношении, безусловно, проделана большая работа. Боюсь, что фильм запомнится нам исключительно этим.
Рекомендуем выбрать гостиницы санкт петербурга цены 15 ниже всяких границ.
15
http://spbhotel.info/
Марина Алексинская ИМПЕРИЯ И ДУХ
Большой театр дал премьеру — спектакль "Ромео и Джульетта". Юрий Николаевич Григорович представил зрителю возобновленную версию своего балета. Я не могу избавиться от ощущения, что Большой театр дал не просто премьеру балета, а 18 апреля, в день генеральной репетиции, в пространстве Новой сцены Большого театра произошло движение времени, истории, смыслов.
1
http://top.mail.ru/jump?from=74573
Балет "Ромео и Джульетта" — ключевой балет ХХ века. И если "Лебединое озеро" — беспроигрышная карта Большого театра, то "Ромео и Джульетта" — его символ и знак. Премьера балета в постановке Леонида Лавровского состоялась зимой 1940 года в Ленинградском театре имени Кирова. "Ромео и Джульетта" поднял на новую ступень выразительность хореографии и потребовал высочайший уровень актерского мастерства. В 1946 году Лавровский перенес свой балет на сцену Большого театра. А через десять лет "Ромео и Джульетта" Лавровского произвел неслыханный, ставший легендой, фурор в лондонском Ковент-Гардене. "Железный занавес" сложился, влияние "Ромео и Джульетты" на западный балет оказался огромным. Ведущие балетмейстеры мира взялись за оригинальные версии, при этом никто не забывал отца-основателя. Кеннет Мак Миллан утопил балет в обилии бытовых подробностей, у Джона Крэнко у гроба Джульетты появились души Меркуцио и Тибальда… Менялось время. Менялись стили. В 1979 году Юрий Григорович дал свою версию балета "Ромео и Джульетта" в Большом. Спектакль держался в репертуаре театра шестнадцать лет и был показан в семнадцати странах мира. Так исторически сложилось, что "Ромео и Джульетта" открыл эру Большого балета, он же и закрыл эту эру.
Был этот пьянящий воздух 1991 года! Он просто не мог не вскружить головы, не поманить артистов Большого театра гонорарами Рудольфа Нуреева или Марии Каллас. Нужно было немного. Сбросить советскую систему уравниловки, отсечь лапу государства от гонораров, перейти на контрактную систему и упразднить балеты Григоровича. Едва поступила команда сверху, как критики и журналисты крысиной атакой пошли на маэстро. Балеты Григоровича ругательски ругали, державный стиль балетов давно, как выяснилось, костью застрял в горле Большого. Григорович сыграл с огнем. Он вывел мегазнаменитых, но уже перешагнувших пенсионный рубеж, артистов за штат театра. Плисецкая ответила книгой "Я — Майя Плисецкая". Она разоблачила "гадость и чудовищный абсурд" — советскую жизнь, и её порождение — мини-сталина Григоровича, под сапожищем которого страдал и дрожал подневольный балетный люд. Образовалось два лагеря. Плисецкая — жертва режима, и Григорович — его креатура. Ближе к 1995 году Большой театр выехал на гастроли в Лондон. В Москву приходили заметки-молнии о крахе гастролей. Больше всего досталось "Ромео и Джульетте". Лондон взглянул на хореографию балета, как на платье из бабушкиного сундука, чего и ждали: Григорович неадекватен времени. Кто только не бросил тогда камень в Григоровича! И балеты — советская пропаганда, и хореография — нафталин, и сам — узурпатор! Все припомнили. И "Лебединое озеро" в дни ГКЧП припомнили тоже.
Григорович ушел. Вдогонку из репертуара Большого выбросили его балеты.
Миллион на счете в банке Швейцарии так никому из артистов не упал, да и не до жира уже было! Взамен счастливая Москва увидела и западную современную хореографию, и гонимый советский андеграунд. И я увидела тоже. Джон Ноймайер в балете "Сон в летнюю в ночь" продемонстрировал вывернутую наизнанку пластику, моду на отсутствие декораций, да и растворился в утреннем тумане. Борис Эйфман вверг в состояние тяжелого похмелья балетами "о гомосексуалисте Чайковском" и "нимфоманке Екатерине II". Приезжал в Москву и Морис Бежар. Но почему-то билет на балет MutationX я отдала кому-то в парадных Большого.
Лондон не замедлил с уроком. Известный режиссер Деклан Донеллан прибыл в Большой, он показал "Ромео и Джульетту" как надо. Посреди голой сцены стояла огромная белая кровать ногами к зрителю и в изголовье красный крест. Хрестоматийный бег Джульетты за ядом через всю сцену был резко остановлен. Джульетта бежала на месте, как бы по беговой дорожке, по-спортивному размахивая руками. В финале спектакля танцевали все! Ромео и Джульетта к тому времени почили благополучно, а кордебалет пустился в пляс. Рядом со мной сидела мама с дочкой. И девочка, лет шести, не удержалась. "Мама, — спросила она, — танцуют от радости, что Джульетта умерла?" Спектакль получил "Золотую маску".