Газета Завтра 871 (30 2010)
Шрифт:
Но то, что всё это — именно байки, имеющие весьма отдаленное отношение к действительности, — следует из фактов биографии Владимира Семеновича Высоцкого. За двадцать с небольшим лет своей творческой карьеры он, как известно, сыграл более 30 ролей в кинофильмах, постоянно выходил на сцену в спектаклях Театра на Таганке, а количество концертов и гастролей, данных им в разных местах нашей, тогда еще необъятной, Родины, явно переваливает за несколько сотен. Было еще почти два десятка официально изданных дисков: авторских и с участием Высоцкого.
Благодаря браку с французской актрисой русского происхождения и заодно коммунисткой Мариной Влади он с 1970 года был не просто "выездным", а объездил практически весь мир, включая такие не самые близкие уголки, как Таити. Менял автомобили, и первый в послевоенной Москве "мерседес" принадлежал именно Высоцкому…
Но всё это уже — достаточно мелкие подробности быта. Главное, конечно, не в них. Главное — в том, что Высоцкий был практически полностью востребован обществом, в котором он жил. Полностью — прежде всего в смысле снизу доверху и сверху донизу.
Прошла пора вступлений и прелюдий.
Всё хорошо — не вру, без дураков:
Меня к себе зовут большие люди,
Чтоб я им пел "Охоту на волков"...
В основном своём качестве — актёра, как следует из сказанного выше, Высоцкий не то что никаким преследованиям не подвергался, а даже представить себе что-то наподобие "запретов на профессию" в его отношении сложно. А песни Высоцкого — это ведь, по сути, тоже сыгранные (во всех смыслах этого слова) им "моноспектакли". В своей собственной режиссуре, на свою собственную музыку, на свои собственные слова, в своём собственном исполнении — мечта для любого актёра. Полная самореализация. Наверное, так мог чувствовать себя разве что легендарный Шекспир в театре "Глобус". Расскажите-ка о том, как великого Уильяма Джоновича преследовали и притесняли власти Англии конца XVI-начала XVII века...
Правда, вот "в писатели" и "в поэты" официально Владимира Семёновича так и не приняли, да и публикациями в советской прессе, мягко говоря, не баловали — но тут сыграли свою роль, видимо, не только вполне вероятные "цеховая" спайка и профессиональная зависть со стороны членов Союза писателей СССР, но и наличие некоего "указания свыше": мол, пусть у него всё будет, а вот этого — не будет ни под каким видом...
Соответственно, и всё прижизненное "диссидентство" Высоцкого ограничивается, по сути, литературной сферой, включая зарубежные публикации и участие в скандальном альманахе "Метрополь".
А вот его роли в театре и кино — вполне каноничны и полностью соответствуют духу времени, будь то Гамлет того же Шекспира, Маяковский в "Послушайте!", Хлопуша в "Пугачеве", Володя в "Вертикали", большевик Бродский-Воронов в "Интервенции", капитан Глеб Жеглов в телесериале "Место встречи изменить нельзя" или дон Гуан в "Маленьких трагедиях". Действительно, блестящая игра великого актёра...
И нигде — ни малейшего намека на "антисоветизм", "антикоммунизм", совсем даже наоборот. Самым показательным в этом отношении можно считать созданный Высоцким образ Глеба Жеглова в фильме "Место встречи изменить нельзя" по роману Аркадия и Георгия Вайнеров "Эра милосердия". Конечно, Жеглов — явный "сталинист", и в фильме он "по замыслу" должен морально уступить своему младшему другу-антагонисту Владимиру Шарапову в исполнении Владимира Конкина. Для этого в сценарии даже была переделана концовка, так что любимая Шараповым сержант милиции Варя Синичкина остаётся в живых. Но в исполнении Высоцкого "правда Жеглова": "Вор должен сидеть в тюрьме!" (ау, где вы, борцы с коррупцией!), "правде Шарапова": "Мы же невиновного человека засадили!" — ничуть не уступает. А уж о том, как Высоцкий хотел сыграть роль именно Жеглова и как "толкал" съемки фильма, порой даже подменяя Станислава Говорухина в качестве режиссера (еще один штрих к картине полной самореализации актёра в условиях "тоталитарного" советского общества) — достаточно хорошо известно.
Но, конечно, не возникни феномен под названием "песни Высоцкого", его судьба утратила бы свою уникальность и ни о каком всенародном признании даже речи идти не могло.
А песни его тоже были вовсе не диссидентскими и даже не оппозиционными действующей власти — с таким же успехом диссидентским и оппозиционным можно было называть, скажем, журнал "Крокодил" или кино-"Фитиль" Михалкова-старшего. Они — хоть шуточные, хоть трагические — были песнями "ролевыми", и этот маскарад Высоцкого играл немалую роль в их популярности, которая сейчас кажется такой же непредставимой, как, скажем, поэтические вечера на стадионах конца 50-х—начала 60-х годов. Ведь социальная роль человека в советском обществе "брежневской" эпохи была чаще всего функцией хотя и не обременительной, но при этом весьма жёстко определённой и слабо подлежащей изменению, наподобие зарплаты. Поэтому, с одной стороны, такое распространение в то время получали разного рода хобби: от собирания почтовых марок до походов в горы, а с другой — такое уважение и даже восторг вызывали те, кто мог себе позволить не держаться за свою социальную роль и тем или иным образом её изменять. Пусть даже это был банальный алкоголизм или увлечение какой-то "эзотерикой". Можно даже сказать, что Советский Союз с середины 60-х годов постепенно начал превращаться в страну социальных актеров, исполнявших свои роли со всё меньшим энтузиазмом.
А Владимир Семёнович Высоцкий в своих песнях-перевоплощениях доводил это всеобщее актёрство либо до абсурда: "Вдох глубокий, руки шире!.." , "Ой, Вань, гляди, какие карлики!.." , либо до героического отрицания: "За флажки! Жажда жизни сильней!.." Играл отказ от игры, стоял на краю, ходил по краю... "На свой необычный манер, он по жизни шагал над помостом — по канату, по канату, натянутому, как нерв..." Пусть и со страховкой, но ведь не всякая страховка и не всегда выдерживает вес падающего тела. Особенно если её надрезать, например...
В разгар первой официальной "высоцкомании", в 1988 году, мною было написано стихотворение под названием "Вослед юбилею":
Нынче все о Высоцком пишут,
и слова о Высоцком ищут
даже те, кто его не слышал,
издавая за томом том.
Нынче все о Высоцком пишут —
он уже никогда в Париже,
ни в Торонто, ни даже на Фиджи
не споёт что-нибудь «не то».
Нынче все о Высоцком пишут,
он узорами памяти вышит,
воздвигают всё выше и выше
для Высоцкого пьедестал.
"Вот — культурное наше наследство!"
А вокруг — театральное действо…
Я его ненавидел в детстве:
нам Высоцкий уснуть не давал.
Начинающий алкоголик
щедро с миром делился болью,