Газетная утка
Шрифт:
– Ладно, глупость сболтнула, извини! Ты же должна понимать, что я интересуюсь Кольцовым не из бабского любопытства. Он может быть замешан в нашем деле!
– Замешан? Евгений?! Ты с ума сошла!
– А разве не ты говорила, что он тоже интересовался уткинской «сенсацией»?
– Это не я говорила, это Бабанский говорил. Вернее, мне показалось, что он хотел это сказать: я не уверена, что он имел в виду Кольцова. Он сказал… – Ольга сдвинула брови, припоминая. – Сказал: «Этот чудак на букву „му“, рыцарь красной розы». Я только не поняла, при чем здесь «му»? Если б речь шла про Кольцова, то надо было бы сказать – на букву «ка»…
– Ольга, ты неисправима! – хмыкнула я. –
– Понятия не имею. Действительно, это вопрос!
– Так ты не знаешь, кто он такой, этот Кольцов?
– Нет, откуда? Но личность он, по-моему, известная в журналистском мире, так что выяснить легко. Арбатова сказала между прочим, что они все однокурсники и друзья: Уткин, Бабанский и этот Кольцов. Конечно, Таня имела в виду этого Женьку Кольцова, не другого же! «А потом их дорожки разошлись» – это были ее слова. Не знаю, какие отношения были у Евгения с Уткиным, но вот с Бабанским… Жаль, ты не видела, как они пикировались! Я думала, Бэби бросится на коллегу с кулаками – так он разозлился. Хотя Кольцов ничего особенного ему не сказал, вел себя очень мирно…
– Это – при тебе! – вставила я.
– Ну, я не знаю… Я в таких случаях вспоминаю древнюю мудрость: «Юпитер, ты сердишься – значит, ты не прав!» А там сердился Бабанский! Хотя не он, а Кольцов имел все основания злиться: мне показалось, Евгений пришел к старому приятелю за помощью, а тот его просто-напросто выставил… Впрочем, этот грубиян все равно имел бледный вид! Женя его одной вежливой фразой размазал по стенке, как говорили у нас в школе. Я уже молчу о том, что внешне их просто и рядом ставить смешно! Кольцов – высокий, спортивный… ну и симпатичный тоже, а этот… Кролик, да и только!
Это восхваление неведомого мне Кольцова начинало уже действовать мне на нервы.
– Ты сама сказала: «Мне показалось». Но ведь на самом деле все могло быть совсем иначе, не правда ли, дорогая сестренка? Этот Кольцов явился к Бабанскому с фигой в кармане, и тот справедливо возмутился. Ну, и дал «приятелю» отлуп по полной программе, а тут, как на грех, тебя черти принесли! И Жене Кольцову ударили в голову гормоны, он решил тебе на развлечение размазать беднягу, как ты изволишь выражаться, по стенке. Благо с такой внешностью, как у него, можно не сомневаться, на чьей стороне окажутся симпатии незнакомой девушки! Что скажешь о такой версии?
– Скажу, что ты вечно все вывернешь наизнанку! Поставишь с ног на голову! Господи, у людей сестры как сестры, а у меня – какая-то… какой-то… Великий инквизитор, вот!
Ольга поджала губы и отвернулась к окну с таким видом, точно она приняла обет молчания на долгие годы вперед. Однако хватило ее на несколько секунд, не больше.
– И вообще, я сегодня целый вечер терплю твои издевательства! Выпить – не смей. Лишнего сказать – ни-ни, зато выслушивать приходится черт знает что! И это после того, как этот ужасный Бабанский наговорил мне сегодня кучу «прелестей», я думала, что у меня от его ругани сердечный приступ сделается… Так вместо того, чтоб пожалеть родную сестру, ты тащишь меня на ночь глядя к черту на кулички, чтобы я опять выслушивала все эти кошмарные слова! Полина, ты исключительно бессердечный человек! И к тому же авантюристка! Ну, зачем мы туда едем, зачем?! Ночь на дворе… Это неприлично, в конце концов! Он нам все равно ничего не скажет, потому что… Ну, не скажет, и все! А что мы ему скажем? «Здрасьте, мы ваши тети!» Да он вообще нас на порог не пустит, и будет абсолютно прав!
– Выговорилась? Вот и лады! – Я сбросила скорость гораздо резче, чем следовало. – А теперь, Ольга Андреевна, если тебе
– Это еще зачем? Опять командуешь?!
– Нет, просто мы приехали. Если не ошибаюсь, следующий дом – именно тот, который нам нужен. Выходи, я запру машину.
Артем Бабанский жил в пятиэтажном панельном доме, построенном, должно быть, еще при царе Горохе. Или при Никите Сергеиче Хрущеве, что для меня было практически одно и то же. Дом этот под номером «13» – увидев табличку с этой цифрой, Ольга всплеснула руками и тихо охнула – стоял торцом к улице в длинном ряду точно таких же серых домов, отделенный от проезжей части цепочкой чахлых пирамидальных тополей. Тополя выстроились и во дворе, вдоль асфальтовой дорожки. В их кронах совсем терялся слабый сиреневатый свет уличного фонаря – единственного на весь квартал, отчего тьма безлунной ночи перед подъездами становилась практически непроглядной.
Как только я увидела этот дом, мое главное опасение – насчет кодовых замков в подъездах – отпало само собой. Но тут возникла новая проблема! Едва мы ступили в густую тень тополей, как сзади послышались сдавленное «ой!» и звук падения какого-то тела.
Я порывисто обернулась – и разглядела во тьме силуэт сестры в обнимку с ближайшим деревом. Значит, тело было не Ольгино: уже легче!
– Что с тобой?
– Ой, Поленька! Я ногу подвернула! – плаксиво запищала Ольга Андреевна, нисколько не заботясь о том, чтобы ее не было слышно по крайней мере на другой стороне улицы.
– Да тише, горе ты мое! – зашипела я. – Весь дом перебудишь! Что значит – подвернула?
– Камушек попался… Ой, сейчас свалюсь, ой!
– Я тебе свалюсь! «Камушек»… Кстати: что это там свалилось у тебя?
– Сумка! Вон она… Подними, пожалуйста, Поля!
Пришлось подобрать с земли Оленькину старую торбу, которую она громко именовала «сумкой».
– Господи, на кой черт тебе эта сумка понадобилась?! На базар ты, что ли, собралась? Я ж говорила – не бери!
– «Не бери, не бери»… Я без сумки из дома не выхожу, ты же знаешь. Это неотъемлемая часть моего имиджа!
– Е-к-л-м-н! – не удержалась я. – Сказала б я тебе, что есть неотъемлемая часть твоего имиджа, да боюсь, тогда придется везти тебя в реанимацию… Идти можешь?
– Что ты – идти! Да я и стою-то еле-еле, наверное, ногу сломала! А ты материшься, как сапожник, вместо того чтобы помочь несчастной сестре!
– Матерюсь? Да я еще и не начинала, дорогая моя! А ну-ка, дай сюда ногу! – скомандовала я, присаживаясь на корточки.
Ольга с опаской вытянула вперед правую ногу, я положила ее себе на колено и начала обследование. Это была настоящая мука: при каждом прикосновении, и даже раньше, «несчастная сестра» повизгивала, стонала и умоляла меня «не нажимать слишком сильно».
– Ай! Какая боль, ай-яй-яй!.. Поля, ты же видишь: я не могу идти с тобой к Бабанскому: на ногах не держусь. О-ой!
– Перестань орать сейчас же! – От безысходности я довольно сильно дернула ее за больную ногу. – Ты хочешь весь квартал поставить в известность, что мы с тобой идем к Бабанскому?!
Между нами говоря, я, конечно же, преувеличивала: кварталу было не до нас. Несмотря на то, что время близилось к половине двенадцатого, квартал еще не уснул. Большинство окон дома номер тринадцать были освещены, многие – открыты. За ними мелькали тени, слышались голоса, музыка, долетал даже шум киношной потасовки: где-то смотрели боевик. В кухнях женщины гремели посудой. Да и на улице жизнь еще кипела вовсю! Одним словом, если б моя Ольга вопила втрое громче, все равно никто не обратил бы на нас никакого внимания.