Газыри
Шрифт:
…И я стоял после грустного разговора у окна на двенадцатом своем этаже, смотрел на перекресток рядом со школой, куда он только начал тогда ходить в первый класс, и говорил ему, все еще семилетнему и вместе с тем уже так давно выросшему, ставшему совсем взрослым и все-все понимающему: «Видишь, Митя: теперь чемпионом может стать только сытый — теперь у нас так!»
Но, может, мой друг был слишком эмоционален? И слишком впечатлителен я?.. Писатели, ясное дело. Сочинители! Кому же и прибавить, кому, как не нам, пофантазировать?
Но наша взаправдашняя жизнь страшнее чуть ли не самых изощренных фантазий.
Когда на Горбатом мосту возле Белого дома уселись горняки с касками в руках и стали выкрикивать прямо-таки
За чугунной оградой, на которой еще недавно висели две белые каски, обозначавшие, что место на жидкой травке возле деревьев занято, появилась наконец низенькая, но просторная в основании самодельная палатка из полиэтилена. Уставшие после дальней дороги и собственного обустройства шахтеры из Ленинск-Кузнецка вповалку лежали под прозрачной пленкой, и в самом деле, как в парничке, и кто-то из проходивших мимо москвичей дружески усмехнулся: «Дозревают ребятки!..»
Мы стояли возле ограды с проходчиком шахты «Кирова», усатым симпатягой Константином Бормотовым, отцом четверых детей, и при этих словах он невесело усмехнулся: «Перезрели уже — куда дальше?.. Сын-второклассник на днях подходит и серьезно так спрашивает: „Папка, а мы, наверно, скоро помрем?..“ — „Да ты что? — говорю. — Почему это?!“ А он как старичок: „Так ведь денег уже год никому не платят, а как жить без денег?.. Без них нельзя, еды нам не на что купить…“ Верите?.. У меня с моим батькой-шахтером был один разговор: „Дай, па, на мороженое!“ А он: „Не забудь гляди товарищей угостить!“ Все!.. А у этого в глазах слезы — он мне не верит: „Ты скажи, — говорит, — когда помирать станем, я тогда на улицу не пойду. Чтобы с тобой и с мамкой вместе. Один я не буду — без вас все равно помрем“.»
А кто, и в самом деле, остался в этом жестоком мире один? Часто и при живых родителях: увечных, больных, спившихся, а то, все чаще случается, окончательно «севших на иглу»… Как быть им?!
Помню, как несколько лет назад меня поразило безжалостное зрелище в моем Новокузнецке, на той самой Антоновской площадке, которой мы так гордились, на Запсибе… В полдень я вышел из гостиницы «Сибирь», где в номере на третьем этаже все утро просидел над чистым листом, все пытаясь осмыслить, что с нами со всеми происходит, и рядом, у входа в ресторан, увидел очаровательную невесту в белоснежном подвенечном платье и с цветами в руках и с ней красивого жениха в черной паре. По обе стороны от них стояли «дружки» с лентами через плечо, родные и гости с цветками на праздничных кофтах и в петлицах, а под ногами у них над вынесенными из зала тарелками с горками мяса, картошки, хлеба сидели на корточках, стояли на коленках жадно глотавшие дармовую еду чумазые, с грязными вихрами оборвыши… «Ну, все, все?» — кричал кто-то из окружения новобрачных, и чуть поодаль я увидал парня в джинсовом костюме и с видеокамерой в руках. «Такое вроде и снимать-то грех!» — негромко сказал ему, поравнявшись, но он откликнулся деловито: «Да почему? Это теперь традиция: сначала к вечному огню, к павшим, если в городе, или к „солдату Алеше“, если в поселке, а потом — покормить бомжат. Вон сколько их кругом! А этим повезло: хоть свадьба, а хоть поминки — выносят им на ступеньки. Только с собой не бери, а тут — хоть лопни…»
Видели бы это «павшие», в память о которых горит в Новокузнецке вечный огонь!.. Видели бы это они, выпрыгнувшие в декабре сорок первого прямо из теплушек в глубокий снег и сходу бросившиеся под пули немецких «шмайссеров» пехотинцы Добровольной Сибирской дивизии, телами своими заслонившие тогда уже совсем было готовую пасть Москву! Знали бы они
Ведь худосочие российской провинции, ее нынешнее малокровие — следствие непомерной жадности и бессердечия заевшейся и опившейся, ограбившей всех и вся столицы. С горькой улыбкою вспоминаются теперь те времена на моей «ударной комсомольской», когда работяги из бригад покрикивали на трудяг на конторских: «Кровососы!» Воистину не видели мы еще тогда настоящих — цивилизованных конечно же, существующих благодаря демократическим преобразованиям и в полном соответствии с Декларацией прав человека и гражданина — нынешних кровососов!
Недавно многие газеты рассказали о мальчонке из подмосковного Реутова Ване Мишукове, который два года прожил среди бродячих собак: они делили с ним пищу, согревали его своим теплом, защищали и охраняли. Потребовался чуть ли не спецназ, потребовалось три дня, чтобы «отрешить от должности» этого маленького генерала собачьей стаи и высвободить его якобы для иной, для человеческой жизни… ну в самом деле! «Новое поколение выбирает пепси», а он, видите ли, выбрал собачью стаю!
Не сможет, что ли, на смрадных перекрестках протирать стекла иномарок?.. Не сумеет таскать на рынках вонючие ящики с подгнившим заморским продуктом?.. Поселится в конце концов на мусорной свалке — с такими же, как он, нормальными ребятишками. Но не с собаками же!
Что законом не запрещено, правда, то разрешено, как нас учил мудрец Горби, но все же, все же…
По радио уже успел прошмыгнуть глумливый комментарий: мол, первый Рим начинал с малышей, вскормленных молоком волчицы, а третий, последний-то «Рим», вон как заканчивает!
У этой истории, однако, иной смысл, и заключается он в том, как ни верти, что какой-нибудь давно лишившиеся собственной будки бездомный пес куда добрей и куда понятливей этих обосновавшихся в московских респектабельных банках лощеных сук. А что касается отверженных — по всей-то России — мальчиков, из них еще вырастут такие волкодавы, под челюстями которых хряснет еще не одна волчья шея.
Само собой, что нынешнему «многомудрому» Ироду, как никому, известна его уходящая и библейские глубины история — потому-то он и торопится не только под корень извести рожденных сегодня, но и заранее накинуть прочную долговую удавку на тех, кто родится и через десять лет, и через двадцать, и через тридцать… если не изживет себя к этому времени в России это совершенно ненужное с точки зрения «мирового сообщества» дело: рожать детей.
Как не знали пятьдесят лет назад рядовые — и в прямом, и в переносном смысле — американцы, чем платили наши отцы элите Соединенных Штатов за их «студебеккеры», за яичный порошок, за тушенку, так нынешний заокеанский обыватель, чрезмерно озабоченный своими автомобилями и холодильниками, не догадывается, что на самом деле сегодня происходит.
Вот уже и мировая история переписана, и освободителями человечества от фашизма объявлены уже лишь они, а русская кровушка, обильная кровь великого советского народа, — всего лишь слабый розовый фон, на котором ярче виден их звездно-полосатый флаг. Вот они, «не потеряв ни единого солдата», как хвастал в Англии высокопоставленный военный чиновник из США, победили в новой войне, в холодной на этот раз, и займами своими помогают нам теперь обрести окончательную свободу и истинное благополучие.
Пусть западный обыватель так думает: это, как говорится, его проблемы.
Но мы-то, испытывающие все на собственной шкуре, давно понявшие, что по, чем, — мы-то что?!
Начнем ли, наконец спасать наших детей и внуков — эту единственную теперь надежду на будущее?
«План перехвата»
Листал блокнот и нашел впрок припасенный диалог:
— Где бы нам с тобой перехватить? Обедать пора.
— Ладно, ты пока разрабатывай план перехвата…