Где-то есть ты…
Шрифт:
– Вот так взял – и ушёл? – прошептала Мила.
– Я, говорит, понял, что такая жизнь не для меня! – Бабуля ударила кулаком по столу. – Тварь такая! Чтоб ему яйца его поганые прищемило! Приползёт ведь ещё обратно!
– Она примет его? – спросила я.
– Она просила его не уходить, пожалеть детей, – сказала бабушка, – просила вернуться, гада такого!
– Ничего себе, – удивилась Мила, – я бы его не пустила даже на порог.
– А он к кому ушёл-то? – поинтересовалась я.
– К бабе какой-то с ребёнком. Гуляет с ними по улицам да
– А детей своих он навещает? Деньги даёт?
– Какие деньги?! – Бабуля сжала руки в кулаки. – Копейки эти?! Ему ж теперь надо новую жену кормить и одевать! Бедные дети, он их взял на выходные две недели назад, а когда они вернулись, Толя Веру спрашивает: «Мама, а почему папа тётю целует?»
– Ужас какой, – удивилась я, – мог бы и не делать этого при детях…
– Толенька после этого совсем похудел, и взгляд у него тяжёлый стал. А ведь какой мальчик был весёлый! Теперь больше молчит. Замкнулся. Внучек мой маленький. Для детей это страшный удар, который может изменить всю жизнь. Они винят во всём себя, спрашивают, что в них не так, раз их бросили.
– Это же дети, это родное, – развела руками Мила, – как же их можно бросить?!
– Нам не понять, – вздохнула я.
– Мотайте на ус, доченьки, – наставляла бабуля, – мужчины – существа лживые и ненадёжные. Надеяться нужно только на себя, родимую! Сегодня он рядом, а завтра нет его. А ты – мать, тебе поднимать детей на ноги нужно. Остаёшься одна, и рассчитывать больше не на кого.
– Они бегут от ответственности, – заключила Мила, – как крысы с тонущего корабля! Мало осталось достойных мужчин.
– Я хорошо жила с твоим дедушкой, Ева, – призналась бабушка, теребя скатерть, – но когда родилась твоя мать, решила, что больше детей мне не нужно. Мой муж был порядочным, непьющим, но даже при таком раскладе я отказывалась иметь второго. Прошло пять лет, врач сказал мне, что я на третьем месяце беременности. Я испугалась, заревела, просила сделать мне аборт. Но аборты в те далёкие коммунистические времена делали только раз в полгода, а с моего последнего аборта прошло всего пять месяцев.
– И врач отказал? – спросила Мила, запивая чаем пирожок.
– Она боялась, что её посадят за это. Как я ни уговаривала, она не сдавалась. И вот я пришла к себе на завод, реву, рассказываю женщинам. А те, кто постарше, начали мне советовать, как можно избавиться от ребёнка народными способами. Вернулась я домой, давай тяжести поднимать, шкафы двигать. Вспотела, лежу вся красная, хоть бы в одном глазу! Быстрее геморрой выскочил бы, чем выкидыш произошёл.
Мы с Милой слушали с нескрываемым интересом, заедая информацию пирожками.
– А потом, – продолжала бабуля, – я пошла на Профсоюзную улицу, ныне Южную, там стояли гаражи и кладовки. Я еле взобралась на них и начала прыгать на землю. Руки ободрала, платье порвала, шишки набила – и всё впустую! Прихожу
– Бабуль, – призналась я, – ты такая отчаянная, я и не знала об этом.
– Потом я и молоко пила с йодом, и массажи делала, давила на живот, как ненормальная, – ничего не помогало! Слава богу, хоть на грязный аборт не решилась, видно, жить хотелось. Так и родилась моя Вера. Тяжело нам с дедом было поднимать детей на зарплату рабочего.
– И ты не жалеешь? – спросила я.
– А что тут жалеть? – удивилась она. – Если можешь предотвратить – действуй. А не вышло – так смирись. Значит, так было суждено. Ненавижу людей, которые о чём-то жалеют. Было – и было! Что тут теперь – жалеть, что ли, всю жизнь? Вот сидят и думают: надо было так поступить да эдак. Всё бы да кабы! Нельзя так, девоньки. С тем, что было, надо смириться или вовсе забыть.
– А я, – вмешалась Мила, отодвигая от себя пустую чашку, – никогда не смогла бы убить маленькое существо, что живёт внутри меня. Это же живой человек!
– Подожди, – громко возразила я, – стало быть, лучше плодить нищету? Или рожать по пятнадцать детей? Рожать от насильников?
– Но он же живой… И хочет родиться! Аборт – это убийство…
– Значит, лучше, когда рожают тринадцатилетние мамаши? – Я никак не хотела соглашаться. – Каждый должен иметь право исправить ошибки, Мила. Я не понимаю тех, кто требует запретить аборты. Вот они пусть и рожают тогда! А других не лишают права выбора! Выбор у женщины должен быть всегда…
– Но, – не унималась Милка, – нужно, значит, больше заниматься распространением контрацепции, сделать её доступной всем.
– Доченьки, – сказала бабуля ласково, – это всё-таки личный выбор каждого. И не надейтесь на мужчину, это не его проблемы. Ему не надо будет бежать на аборт, вот они и не беспокоятся о предохранении. Каждая умная женщина должна побеспокоиться об этом сама. Вот так! А ну, ешьте пирожки, что так мало съели?!
Я посмотрела на Милу, растерянно пожав плечами. Возразить нам было нечего. Вопрос так и повис в воздухе…
17 мая 2009 года
Я стояла у плиты и варила, помешивая, суп-пюре по рецепту, который мне продиктовал по телефону Митя. За окном смеркалось.
Час назад позвонил Саша, и, повинуясь своим низменным инстинктам, я позвала его в гости, понимая, что совсем теряю контроль над собой. Сказала, чтобы приходил попить с нами вина, если ему будет скучно вечером, заранее зная, что Мила ночует у Влада. И, конечно, уже злилась на себя через пять минут после того, как положила трубку.