Где-то на краю света
Шрифт:
– Лев Михайлович, а помнишь, на Усть-Белой бульдозеристы застряли? Кто тогда секретарем райкома был? Семенов, что ли?
– Он такой же Семенов, как и я!.. Семенович фамилия его, и никакой он был не секретарь, а…
– Левушка, Семенов он, точно!
– Надо у Рафа спросить, он тогда на Усть-Белой работал!
Костина поплотнее прикрыла дверь и поправила очки.
– Ну?
Лиля подбежала и обняла ее.
Юлька уткнулась лбом в Лилино плечо. Лоб был очень горячий, как будто температурный. Лиля растерянно погладила Юльку по голове,
– Юль, ты что?! Ты плачешь?!
– Нет, черт побери! Я хохочу! – невнятно ответила Костина, сорвала очки и стала утираться рукавом. Крупные слезы падали на свитер и на ковер, какие-то ненатуральные, как будто вдруг дождь пошел, так их было много!
Лиля Молчанова никогда не видела Юлю Костину плачущей, даже в университете, когда им обеим ни с того ни с сего вкатили двойки на госэкзамене по немецкому языку, а это означало только одно – немедленное отчисление.
Юлька тогда сказала безмятежно: «В трудностях закаляется характер», добилась приема у ректора и пересмотра оценок!
– Меня с работы уволили, – провсхлипывала Костина. – Представляешь? Ни за что ни про что! Как будто я… никто. Как будто я никому… А я семь лет верой и правдой!
– Как уволили? – тупо спросила Лиля, пытаясь сообразить, что это может значить.
– Молчанова! – Юлька нацепила очки, и напрасно – слезы полились из-под них, текли, висли на подбородке. – Как увольняют? «Спасибо, вы нам больше не нужны. В планы холдинга не входит продление договора с вами!» Раз, и все. Я купила билет и прилетела к тебе. Мне больше некуда…
– Подожди, Юль…
– Девочки! – закричала Таня из коридора. – Девочки, мы вас ждем! Уже всем налито!..
– Сейчас, Танюш! – закричала и Лиля. – Мы идем!
– Я прилетела, а мне на этой их границе говорят, что сюда без пропуска нельзя! А потом полковник сказал, что ты в тундре пропала! И я так перепугалась, Лиль! Если бы ты знала! Я все эти девять часов летела и думала, как я тебе все расскажу и мы придумаем, что нам теперь делать, а он… сказал…
– Я нашлась. – Лиля опять обняла всхлипывающую Костину и погладила ее по голове. Она чувствовала себя намного сильнее подруги, хотя всегда было наоборот: Лиля страдала и плакала, а Юлька ее утешала.
И еще ей хотелось… на кухню, к незнакомым людям, их рассказам про Усть-Белую и бульдозеристов. Это было очень важно. Ей хотелось втиснуться на свое место между Ларисой и толстым дядькой в синей шерстяной олимпийке, положить себе на тарелку котлету величиной с ладонь, наслаждаться едой, рассказами и вниманием – жить общей жизнью.
– У меня, знаешь, и денег почти нет. Мне в голову не приходило, что со мной можно так… Я вот билет купила, а там у меня всего ничего… осталось… Лиль, ну, разве так можно?!
Лиля сказала, что, разумеется, нельзя.
– И главное, знаешь, ничто не предвещало!.. А потом вдруг в один день: назначают Вишнякова, а меня увольняют! Он же меня всегда терпеть не мог. Нет, ну скажи, разве это не свинство?!
Лиля согласилась, что свинство.
– Они
Лиля уточнила, кто именно и с кем объединился.
Юлька перестала всхлипывать и утираться и посмотрела Лиле в лицо.
– Ты че, Молчанова? – спросила она, пожалуй, даже весело. – Вишняков и твой Кирилл…
Тут дверь широко и по-хозяйски распахнулась – тоже, пожалуй, весело распахнулась, – и на пороге возник полковник Багратионов. У него было красное с мороза, обветренное лицо.
– Дамы! – провозгласил он. – Что за банкет, когда все по углам забились, айфон мне в руку! – Юлькины слезы он заметил и сделал вид, что не заметил. – Возвращаемся организованно на свои места и продолжаем возлияния в соответствии с торжественностью момента!
– Закройте дверь, – велела Юлька. – У нас интимный разговор.
Лиля подумала: если Багратионов явился, может, и Преображенцев здесь? Ей очень хотелось, чтобы он был здесь!
– На интим даю еще десять минут! – объявил полковник. – По истечении этого срока буду выводить под конвоем!
И дверь закрылась.
– Дебил, – пробормотала Юлька Костина. – Молчанова, ты слушаешь меня или нет? Я к тебе на край земли за каким хреном перлась?! Чтоб мы с тобой решили, как нам жить дальше! А у тебя на уме китобои и полярники! Нет, они тут все, конечно, мужчины брутальные до невозможности, но к тебе-то какое отношение имеют?!
– Я не знаю, – честно призналась Лиля. – Все поменялось, понимаешь? И я даже не поняла, когда. То ли когда я в эфир пошла, то ли когда труп охотника нашла, то ли еще когда мы на барже через лиман шли и я нерпу увидела…
– А может, оно и хорошо, – быстро сказала Юлька. – Ты только в обморок сейчас не вались, Молчанова, ладно? Я думала, потом скажу, но лучше сразу, да?
– Что?
– Кирилл на твое место взял Леночку Никольскую. Она дочка какого-то перца из Совета Федерации. Только из университета откинулась. – Юлька придвинулась поближе, как бы опасаясь, что Лиля на самом деле упадет в обморок, и приготовляясь ее подхватить. – Я так поняла, что вся эта байда с Анадырем для того и задумана, чтоб тебя подальше услать и на свободе устроить новую прекрасную жизнь. Он ее… во всех отношениях на твое место взял, понимаешь?
Лиля кивнула – что ж тут непонятного? За стенкой слышно было одного Багратионова, который привычным голосом командира и распоряжалы давал указания: «Капустки, капустки еще подложи! И муксуна кусок побольше! Ну, за вас, за нас, и за десант, и за спецназ!»
…Приехал Преображенцев или все-таки нет?..
– Лиль? Ты… не слушаешь меня?
Лиля улыбнулась, обняла подругу, поправила скособоченные очки и одернула на ней свитер, как на маленькой.
– Надо у Тани спросить, может, у них еще одна кухлянка завалялась? Здесь в декольте и лакированных штиблетах пропадешь! Север, Ледовитое побережье Арктики!