Генерал Абакумов. Всесильный хозяин СМЕРШа
Шрифт:
Рыбальченко. Да, все построено на взятках. А посмотрите, что делается кругом - голод неимоверный, все недовольны “Что газеты - это сплошной обман”, - вот так все говорят. Министров сколько насажали, аппараты раздули. Как раньше было — поп, урядник, староста, на каждом мужике семьдесят семь человек сидело, — так и сейчас! Теперь о выборах опять трепотня началась.
Гордов. Ты где будещь выбирать?
Рыбальченко. А я их на х выбирать не буду. Никуда не пойду. Такое положение
За столом, за выпитым, языки у генералов развязались, как на духу. Но ведь не знали они, что их прослушивают. Не знали. А то не стали рисковать почем зря. Обида и горечь захлестнули все на свете. И пощло, и поехало.
Гордов. Раньше один человек управлял, и все было, а сейчас столько министров и — никакого толку.
Рыбальчеико. Нет самого необходимого. Буквально ниши-ми стали. Живет только правительство, а щирокие массы нищенствуют. Я вот удивляюсь, неужели Сталин не видит, как люди живут?
^ДОСЬЕ_ ЭПОХИ-
Гордов. Он все видит, все знает.
Рыбальченко. Или он так запутался, что не знает, как выпутаться?! Выполнен первый год пятилетки, рапортуют - ну что пыль в глаза пускать?! Ехали мы как-то на машине и встретились с “красным обозом”: едет на кляче баба, впереди красная тряпка болтается, на возу у нее два мешка. Сзади еше одна баба везет два мешка. Это “красный обоз” называется! Мы прямо со смеху умирали. До чего дошло! “Красный обоз” план выполняет! А вот Жуков смирился, несет службу.
Гордов. Формально службу несет, а душевно ему не нравится.
Рыбальченко. Я все-таки думаю, что не пройдет и десятка лет, как нам набьют морду. Ох, и будет! Если вообще что-нибудь уцелеет.
Гордов. Безусловно.
«Гордов. Трумэн ни разу Молотова не принял. Это же просто смешно! Какой-то сын Рузвельта приезжает, и Сталин его принимает, а Молотова — никто.
Рыбальченко. Как наш престиж падает, жутко просто! Даже такие, как венгры, чехи, и то ни разу не сказали, что мы вас поддерживаем. За Советским Союзом никто не пойдет.
Гордов. За что браться, Филипп? Ну, что делать, что делать?
Рыбальченко. Ремеслом каким, что ли, заняться? Надо, по-моему, начинать с писанины, бомбардировать хозяина.
Гордов. Что с писанины — не пропустят же.
Рыбальченко. Сволочи.
Гордов. Ты понимаешь, как бы выехать куда-нибудь за границу?
Рыбальченко. Охо-хо! Только подумай! Нет, мне все-таки кажется, что долго такого положения не просушествует, какой-то порядок будет.
Гордов. Дай бог!
Рыбальченко. Эта политика к чему-нибудь приведет. В колхозах подбирают хлеб под метелку. Ничего не оставляют, даже посевного материала.
Гордов. Почему, интересно, русские катятся по такой плоскости?
Рыбальченко. Потому что мы развернули такую политиКУ, что никто не хочет работать. Надо прямо сказать, что все колхозники ненавидят Сталина и ждут его конца.
Гордов. Где же правда?
Рыбальченко. Думают, Сталин кончится, и колхозы кончатся.
Гордов. Да, здорово меня обидели. Какое-то тяжелое состояние у меня сейчас.
Рыбальченко. Но к Сталину тебе нужно сходить.
Гордов. Сказать, что я расчета не беру, пусть меня вызовет сам Сталин. Пойлу сегодня и скажу. Ведь худшего уже быть не может. Посадить они меня не посадят.
Рыбальченко. Конечно, нет.
Гордов. Я хотел бы куда-нибудь на работу в Финляндию уехать или в Скандинавские страны.
Рыбальченко. Да, там хорошо нашему брату.
Гордов. Что ты можешь еше сказать?!
Рыбальченко. Народ внешне нигде не показывает своего недовольства, внешне все в порядке, а народ умирает.
Гордов. Едят кошек, собак, крыс.
Рыб^альченко. Раньше нам все-таки помогали из-за границы.
Гордов. Дожили! Теперь они ничего не дают, и ничего у нас нет.
Рыбальченко. Народ голодает, как собаки, народ очень
недоволен».
Генерал Гордов с трудом переносил гражданскую жизнь, к которой оказался абсолютно не готовым. 12декабря ему исполнилось только пятьдесят. И он бы с удовольствием еше послужил. Возможно, поэтому Василий Николаевич тешил себя надеждами, надеялся на чудо и не торопился получать денежный расчет, тянул время.
Но уехал Рыбальченко, а через три дня Новый год. Без гостей, без веселья, без поздравлений и звонков. Генерал и его жена Татьяна Владимировна впервые рано легли спать.
И в этот момент включилась оперативная техника в спальне:
«Гордов. Я хочу умереть. Чтобы ни тебе, никому не быть в тягость.
Гурьева-Гордова. Ты не умирать должен, а добиться своего и мстить этим подлецам!
— Чем?
— Чем угодно.
— Ни тебе, ни мне это невыгодно.
— Выгодно. Мы не знаем, что будет через год. Может быть, то, что делается, все к лучшему.