Генерал-адмирал. Тетралогия
Шрифт:
Я и на Дальний Восток-то попал, вероятно, потому, что у Витте возникла идефикс удалить меня как можно дальше от Николая и продержать там, вдалеке, как можно дольше… пока Сергей Юльевич окончательно не станет самым близким и влиятельным ртом у императорского уха. Ну не было же зимой еще никаких предпосылок к тому, что все здесь развернется так круто. Обычный такой бунт, из тех, что в Китае случаются раз в два-три года… ну ладно, пусть в десять-пятнадцать лет. Китайцы бунтовать любят и регулярно устраивают себе такие развлечения. Правда, бунтуют они как-то по-кукольному, что ли, — шумно, массово, зрелищно, даже и кроваво, но недолго и нестойко. Гигантские толпы бунтовщиков разгоняются вдесятеро, а то и в сорок раз меньшими отрядами местной китайской регулярной армии. Не говоря уж о лучше обученных и вооруженных подразделениях японской или европейских армий. Так что необходимости присутствия здесь аж целого генерал-адмирала, да еще и дяди императора, зимой не просматривалось. Однако ж вот послали…
Впрочем, как ни странно, все было к лучшему. Сейчас, по зрелом размышлении, я считал, что и вопрос с переброской войск на Дальний Восток решился так быстро (ну, по нашим, российским меркам) именно вследствие того, что Витте считал для себя жизненно
Кроме того, и с Тихоокеанским флотом дела пошли на поправку. Если балтийцев и черноморцев я раньше гонял регулярно, то Тихоокеанский флот моего внимания не удостаивался уже очень давно, и уровень подготовки у них здесь был заметно ниже почти во всем. Особенно в подготовке комендоров и дальномерных расчетов. И в эскадренных эволюциях. Впрочем, ни адмиралу Дубасову, ни сменившему его адмиралу Гильтебрандту, моему старому знакомцу по первым походам в Трансвааль, ни адмиралу Алексееву я претензий предъявлять не стал. У последнего с его должностью и так хлопот был полон рот, а у первых возможности были ограничены. Для полноценной учебы нужно было много чего, а даже с практическими снарядами на Тихоокеанском флоте до моего прибытия было довольно напряженно. Уж больно дорогой была доставка — вокруг всего материка. Ну да Транссиб уже работает, хотя и не в полную силу, но несколько пар поездов в сутки «продергивает». Так что и с доставками всего необходимого дела налаживаются… Компания по переброске войск для Маньчжурской операции оказалась полезной еще и в том, что выявила множество узких мест на Транссибе, большая часть которых образовалась в результате казнокрадства и приписок. И сейчас они спешно устранялись, а параллельно проводилось крупное расследование — в его рамках было взято под стражу уже более трех сотен фигурантов… Более интенсивная эксплуатация этой железной дороги станет возможной только после ввода в строй Кругобайкалки, [33] что произойдет не ранее 1904 года. Но нам пока и этого хватит. Впрочем, доставка железнодорожным транспортом всегда обходилась дороже, чем морским, так что сравняться и даже выиграть в цене нам удалось только за счет заметно меньшего плеча поставки. Потому как очень многое шло сюда из моей магнитогорской «вотчины» и с уральских заводов.
Ну и еще один выигрыш состоял в том, что уплаченные за перевозку деньги оставались внутри державы, а не уходили из нее, в первую очередь, англичанам — за проход по Суэцу, за стоянки, за пользование угольными станциями и так далее.
Едва только закончилась основная чистка Маньчжурии и отправленные сюда войска начали возвращаться в места постоянной дислокации, я затребовал себе все необходимое для интенсификации боевой учебы флота в полном объеме. Вернее, с запасом. У меня тут возникла даже идея заказать для Тихоокеанского флота срочное изготовление новых орудийных стволов, а установленные на кораблях и береговых батареях в учебных целях расстрелять до упора. Но уж слишком дорого это должно было обойтись. Витте грудью ляжет, а отсюда, с Дальнего Востока, с помощью одних телеграмм мне с ним сражаться бесполезно. Большую часть стволов главного калибра нужно везти морем. Грузоподъемность нынешних вагонов составляла всего около пятнадцати тонн, а стволы орудий самых крупных калибров весили от двадцати до сорока пяти тонн. Да и боязно было, если честно, — н у как японцы от отчаяния войну раньше начнут, а у нас тут стволы орудий расстреляны?.. Короче, я решил ограничиться менее затратными мероприятиями. Впрочем, менее затратными они могли считаться только на фоне этой моей идеи. Но тут уж Витте пришлось потерпеть…
В общем, за эти два года боеготовность и боеспособность Тихоокеанского флота поднялась довольно заметно. Однако за это время мне стало понятно, что, если мы хотим иметь на Тихом океане сильный флот, самой насущной задачей для нас здесь является не столько даже строительство военно-морских баз и укреплений или усиление флота, а скорейшее развитие промышленной базы. Десяток-другой паровых корветов мы, конечно, содержать и снабжать могли и при отсутствии промышленной базы, но полноценный современный флот — точно нет. Развивать промышленную базу я планировал именно в своих границах. Горнорудные активы Маньчжурии и Кореи я знал неплохо, но строить там промышленные предприятия… ну уж нет. Как оно там, в будущем, повернется — кто его знает? Вполне может оказаться, что все построенное вследствие всяких там войн и революций попадет в чужие руки. Как это, скажем, произошло с Порт-Артуром и Дальним, которые даже еще и закончить не успели, а они уже в лапах японцев. Или с Финляндией, уже сто пятьдесят лет, до самого моего переноса сюда, с удовольствием пользующейся Сайменским каналом, построенным за счет бюджета Российской империи. А свою территорию за Амуром нам, скорее всего, удастся удержать при любых катаклизмах. Во всяком случае, до 2011 года — точно. Ну а как там оно дальше повернулось, после того как я провалился сюда, — сказать не могу. Но и этот срок неплох. Тем более что есть шанс, что здесь все пойдет еще лучше. Так что заводы будем строить там. А вот сырье — железную руду, уголь, полиметаллические руды и прочее будем возить отсюда, из Маньчжурии. Ну, может, обогатительные фабрики здесь построим, чтобы так уж много пустой породы не таскать, и всё. Кац пару дней отдохнет и снова ринется в бой за концессии. С корейскими-то он разобрался еще до своего отъезда в САСШ — с такими, как у нас, отношениями с корейскими властями это было несложно, — а вот маньчжурские по большей части находились в подвешенном состоянии. У меня было предположение, что палки в колеса мне пыталась втыкать сама императрица, но меня это не особенно волновало. При том уровне коррупции, которым отличалось цинское правительство, даже сама
Однако пребывание в коррумпированной среде, где взятки значительно упрощали решение ряда вопросов, таило в себе и большую опасность, поскольку разлагающе действовало на наших людей — торговцев, финансистов, администраторов, интендантов. Когда взятка предлагается тебе не просто регулярно, но еще и привычно, рутинно, обычному человеку трудно остаться непреклонным. Пришлось создавать в местном жандармском управлении специальный антикоррупционный отдел, который занимался исключительно взяточниками и взяткодавцами. И в первую очередь под контролем находились именно полицейские и жандармы. А укомплектовал я этот отдел людьми из службы Канареева. Профессионализм в достаточной мере присутствовал и у обычных жандармов, беда в том, что они были бедны как церковные крысы и потому устойчивость к даже не слишком крупным взяткам у них была чрезвычайно низка. А вот мои люди… Нет, ангелами они не были. И святыми тоже. Но для того чтобы их купить, надо было предложить им настолько большие деньги, что в девяносто девяти случаях из ста полученный результат просто не окупал затраты. Конечно, оставалась еще опасность, так сказать, системной покупки. Когда человек покупается с потрохами и эта покупка выступает в виде этакой системной инвестиции. Но кроме пряника в виде неплохих доходов, в моей системе существовал еще и кнут. Б о льный. Вплоть до летального исхода. И каждый из тех, кого Канареев откомандировал на государеву службу, знал, что с переходом в официальную структуру этот кнут никуда не исчезнет… Впрочем, было еще и такое понятие, как «честь». В принципе, в этом времени с честью дело обстояло гораздо лучше, чем в покинутом мной, и она работала эффективнее любых материальных стимулов. Но я и о них не забывал. Может, поэтому у меня все и получалось.
Так что все вроде бы развивалось нормально. Но надо мной, да и над всей Маньчжурией витала тень скорой войны. На 1904 год я уже не рассчитывал. Информация, которая приходила мне по линии Бурова и Канареева, явственно показывала, что война разразится раньше. Намного или нет — не знаю. Японцы лихорадочно вооружались, и это не было секретом ни для кого. Курс на конфронтацию с Российской империей они взяли с 1895 года, когда Тройственная интервенция заставила их отказаться от аннексии Ляодунского полуострова как раз с теми самыми портами — Порт-Артуром и Дальним, которые сейчас пребывали под нашей рукой. А когда мы в 1897-м забрали их себе, желание поквитаться стало просто нестерпимым. Настолько, что в Японии была объявлена политика «Гасин-сётан», [34] направленная на создание мощной армии и могучего флота, в первую очередь нацеленных против России, даже и за счет резкого снижения уровня жизни. А явно выраженное и к настоящему моменту поддержанное Россией стремление Кореи уйти под русскую руку вообще привело японские правящие круги в бешенство. Япония была крайне бедной на ресурсы островной страной. Ей жизненно необходимы были колонии. И первой из таковых они издревле считали Корею…
Вообще-то, разобравшись с ситуацией, я понял, что Россия просто никак не могла избежать войны с Японией. После Реставрации Мэйдзи Япония начала стремительно превращаться в главного восточного хищника. Нет, японцы и ранее не отличались благонравием, поэтому ближние государства на протяжении всей своей истории жестоко страдали от подобного соседства. Но раньше они находились приблизительно на одном технологическом уровне, а после Реставрации Мэйдзи это равенство осталось в прошлом. Япония резко вырвалась вперед, и теперь рассматривала соседей как свою законную добычу. Тем более что сама Япония обладала чрезвычайно скудными ресурсами по всему списку — от земли, пригодной для сельскохозяйственного производства, до железной руды и угля. Без внешних источников ресурсов, причем получаемых по самым дешевым, по существу грабительским ценам, Япония должна была вскоре просто задохнуться. А она не собиралась этого допускать. И потому изо всех сил, разрывая жилы, вооружалась и готовилась…
Вечный круговорот. Сначала кузнец выковывает более совершенный меч, потом воин с этим мечом идет на соседа и отбирает у него пищу и железо, которыми снабжает кузнеца, а тот взамен кует для воина еще более совершенный меч. Так было, есть и будет. И попытка вырваться из этого вечного круговорота никогда не приводила ни к чему хорошему. Китай являл тому наглядный пример. Его кузнецы отстали… Япония же не желала становиться вторым Китаем и не видела никакой возможности избежать этого, не ограбив своих соседей. Да и не хотела видеть. Не в нынешнем японском менталитете искать иные пути, если можно взять свое силой. Ни одна держава, даже сильнейшая из всех — Великобритания, не могла остановить Японию на этом пути. Слишком далеко британцы были от потенциального театра военных действий. Слишком дорого обошлась бы доставка сюда военных сил и их снабжение. Слишком уязвимы были пути доставки. Пограбить вместе — да, несомненно, тем и занимались. Заставить Японию слегка потесниться и поделиться, то есть где-то и в чем-то ограничить и пересмотреть собственные аппетиты, — тоже да. Но вот остановить… Только одна из всех европейских держав могла бы сделать это. Та, у которой именно здесь проходила ее собственная граница, — Россия. Со всеми остальными Япония справилась бы. С кем-то быстро и просто, с кем-то долго и трудно, но справилась. В конце концов, японские пираты держали в страхе Желтое, Японское и все ближние моря уже много столетий, а уж теперь-то, когда им в руки попали современные броненосные корабли с дальнобойными пушками…
Столкновение между нами и Японией было совершенно неизбежным. Вопрос лишь в том, кто победит и какой ценой. Ибо поражение России из текущего момента представлялось очень маловероятным и совершенно не фатальным, а поражение Японии означало ее полный крах, что порождало в японских руководящих кругах бешеную мотивацию на победу. И это казалось мне самым опасным. Не будучи специалистом, все-таки рискну предположить, что и в другой реальности Россия была заметно сильнее Японии. Пусть не настолько, как сейчас, но сильнее. Однако проиграла. И я не мог бы дать руку на отсечение, что предпринятых мною усилий будет достаточно для того, чтобы мы сумели преодолеть это стальное японское стремление к победе.